Книга Банда 7 - Виктор Пронин

* * *

Пафнутьев звонил по телефону, с кем-то договаривался о встрече, запрашивал документы, выслушивал чьи-то анекдоты, рассказывал свои, и все это время в углу, у маленького столика в затертом кресле сидел Худолей и безучастно смотрел в окно. Там, во дворе, колыхались на ветру голые ветви деревьев, в небе тяжело проплывали сырые тучи, доносились какие-то голоса, но и их он тоже не слышал. Увидев, что Пафнутьев вернулся из морга, Худолей рванулся к нему в кабинет за новостями, но оказался некстати, поскольку начался послеобеденный телефонный перезвон. Он уже хотел было уйти, но Пафнутьев остановил его и молча указал на кресло в углу.

Худолей послушно сел, взял журнал с голыми красавицами. Да, настали времена, когда в каждой конторе на столике лежит тот или иной журнал с голыми. Не потому, что покупали только такие журналы, нет, причина в другом — все журналы печатали голых в полной уверенности, что это и есть свобода печати, что именно это убережет издателей от краха скорого и неминучего. Перевернув одну, вторую страницу, Худолей со стоном отодвинул затертый журнал в сторону — не было никаких сил смотреть на загримированные ноги, призывные улыбки, подсвеченные груди и прочие мясы.

Да, ребята, да!

В таком количестве, как и на любом нудистском пляже, самые прекрасные тела воспринимаются мясом. Хотя Вовушка со мной и не согласится. После кошмарных впечатлений в юшковской квартире у Худолея просто не было сил на все это смотреть.

— Паша! — не выдержал Худолей. — Откуда у тебя этот журнал?

— Наверное, кто-то принес. Может, подарил, а может, в качестве взятки. Взятки, знаешь, разные бывают... Один мне попался — жену свою начальству подсовывал.

— И что?

— Похоронили.

— Кого? Жену? Начальника?

— Мужа похоронили. Зарезала баба. Насмерть.

— И правильно сделала.

— Так-то оно так, — вздохнул Пафнутьев. — Но ей эта справедливость обошлась в шесть лет.

— Мог бы и помочь несчастной.

— Помог, как мог, — Пафнутьев развел руками. — Если будет хорошо себя вести, через два года выйдет на свободу. Ну, ладно, это все в прошлом. Тебя интересуют свежие новости из морга. Я правильно понимаю?

— Да, — кивнул Худолей. — Меня интересуют новости из этого скорбного заведения. Если там вообще может быть что-то свежее.

— Новости хорошие, — Пафнутьев прижал ладони к столу и твердо посмотрел на Худолея.

— Девушка ожила?

— Нет. Ей нанесены повреждения, несовместимые с жизнью. Но, как выразился наш друг патологоанатом, девушка оказалась подпорченной.

— Да, я видел, — кивнул Худолей.

— Болезнь у нее нехорошая — это первое. Беременной она была где-то уже после третьего месяца. Убили ее ударом по голове. Тяжелым, тупым предметом. Ножом полоснули уже потом.

— Разве в таких случаях можно установить очередность нанесения ударов?

— Худолей! Зачем тебе об этом думать? Зачем мне об этом думать? Есть специалист, который все установил, во всем разобрался, на бумаге свои выводы изложил. Теперь это не просто бумага, а документ. Который носит явно обнадеживающий характер.

— И кого же он обнадеживает?

— Тебя!

— Надо же, — Худолей с сомнением посмотрел на Пафнутьева. — Ты так красиво говоришь, Паша, тебя так интересно слушать... Я никогда не думал, что труп юной женщины несет в себе нечто обнадеживающее, что из морга можно принести хорошие новости, я никогда не думал... — Худолей чуть запнулся, и Пафнутьев немедленно этим воспользовался.

— Самое правильное твое замечание — ты никогда не думал. Полностью с тобой согласен. Скажи мне, не лукавя, не тая, — что заставило Свету поступить с женщиной так нехорошо?

— Я не верю, что это сделала Света.

— Что же в таком случае заставило ее бросить труп в собственной квартире и бежать без оглядки? Ведь она знала, что ты работаешь в прокуратуре, знала, что можешь помочь — советом, деньгами, адресом... И так далее. Ты не хуже меня знаешь, чем можно помочь убийце в бегах. Она к тебе не обратилась. Ваши отношения позволяли ей надеяться, что ты не потащишь ее в милицию, не сдашь Шаланде, не запрешь в кутузку. Она это знала. И не обратилась. Не пришла, не позвонила, хотя прошло уже сколько... Неделя. От нее ни слуху ни духу... Всему этому есть простое и разумное объяснение? Есть? Ты можешь сейчас произнести вслух самую дикую версию, которая бы сняла со Светы все подозрения?

Худолей помолчал, долго рассматривая свои ладони — правую, потом левую и наконец поднял глаза на Пафнутьева.

— Продолжай, Паша, — сказал он.

— Значит, нет у тебя версии. Просто безоглядная вера в то, что любимое существо так поступить не может.

— Да, — кивнул Худолей, — безоглядная вера. Можно даже сказать, уверенность.

— Так вот я — старый и некрасивый...

— Некоторые женщины говорили мне, что ты им нравишься.

— Как говорили? — откинулся Пафнутьев на спинку стула.

— С придыханием.

— Оставь адрес, телефон, имя... Обязательно проверю. Но чуть попозже. Смотри, что получается... Да, Света повела себя подозрительно. Видимо, у нее были основания вести себя именно так. Я немного с ней общался, и впечатления у меня остались...

— Плохие? — настороженно спросил Худолей.

— Восторженные!

— У меня тоже.

— Это видно. Идем дальше. Труп в квартире, характер раны, отпечатки пальцев на ноже, брошенные вещи... Все это выстраивается в одну линию. Достаточно убедительную линию. И вдруг анатом мне говорит открытым текстом — удар сзади по голове. Удар, после которого человек если и будет жить, то чуть попозже, а сразу после удара он вырублен, надежно вырублен. Но убийце этого мало, понимаешь? Ему нужна не месть, не сброс неожиданного гнева, неистовства, не расплата какая-то там, ему нужна смерть этого человека. И он наносит удар ножом. Но и этого ему мало!

— Боже, что же он еще натворил?

— Он взял нож и сунул его женщине в руку. Причем таким образом, что женщина как бы держала нож за лезвие, якобы была борьба и она этот нож сумела у злодея вырвать. Другими словами, явная, но поспешная инсценировка, которая должна по мысли исполнителя изменить картину убийства.

— Паша, у меня в голове что-то забрезжило, — сказал Худолей. — Ты все-таки очень умный человек, и я горжусь тем, что первым тебе это сказал. В свое время.

— У тебя еще будет такая возможность, — невозмутимо ответил Пафнутьев. — Так вот, я вполне допускаю, что Света в порыве гнева, а мы все иногда впадаем в гнев праведный и необузданный, а красивые девушки впадают в такой гнев гораздо чаще, чем остальные люди...

— Почему именно красивые девушки?

— Потому что они получают от жизни гораздо меньше, чем заслуживают. Как им кажется. Они уверены, что мир должен лежать у их ног, а вместо этого у ног барахтается какой-то хмырь, который служит в прокуратуре не то фотографом, не то экспертом, не то притворяется и тем и другим...