Книга Стриптиз - Жорж Сименон

— Понимаешь, ты слишком все усложняешь. У тебя просто потребность создавать вокруг себя разные драмы.

Ну вина ли Селиты в том, что драмы буквально преследуют ее? Разве не вкладывала она всегда страсть и увлечение в любое дело, которым ей приходилось заниматься!

Наташа должна была бы понять. Она же рассказала ей все о своем прошлом.

— В возрасте четырех лет, как сегодня Пьеро, я спала у соседки на улице Коленкур, пока моя мать танцевала в ночных кабаре. А в восемь лет она отдала меня в школу танцев, где я испытывала ужасные муки, обучаясь ходить на пуантах и всячески ломать свое тело. Тем временем мои брат и сестра в Голливуде жили как подобает детям богачей. Ты знаешь, как зовут моего отца?

И она ей открыла его имя: это Жозе Дельгадо — знаменитый певец, известный по многим фильмам. Его фотографии часто можно видеть во всех газетах.

— Я же родилась слишком рано, когда он еще никем не был и делил с моей матерью маленькую комнатку на Монмартре. Он не женился на ней и уехал в Соединенные Штаты, когда мне исполнилось два года. Там он был женат трижды, и у него появились другие дети: говорят, он собирается развестись в очередной раз, чтобы вступить в новый брак.

— Тебе-то что до того? — спросила Наташа.

Она не понимала Селиту. Ведь и она должна была чувствовать себя несчастной, поскольку рассталась с мужем и дочерью. Что же касается Мари-Лу, то той достаточно было перестать быть служанкой, не вставать больше в шесть часов утра, чтобы все проблемы для нее были решены. Время от времени она влюблялась в кого-нибудь недели на три или на месяц. Последней ее любовью был крупье мрачного вида, делающего его похожим на гробовщика.

С шестнадцати лет Селита в качестве танцовщицы театра оперетты стала разъезжать по маленьким городкам и второсортным казино, ела чаще в поездах и вокзальных буфетах, чем в настоящих ресторанах.

В ее жизни появился мужчина, когда ей было двадцать два года. Она жила с ним в отеле на бульваре Сен-Мартен и строила планы на будущее. Когда она забеременела, ей показалось, что он разделял ее радость. На Третьем месяце она еще танцевала в Шатле.

Ее любовник занимался бизнесом в области импорта и экспорта, и она уже мысленно поздравляла себя с тем, Ж.. что скоро расстанется с театром. У них будет домик в пригороде, еще несколько детей, а позже появится автомобиль.

Казалось, все шло хорошо, когда одна женщина — хитрая брюнетка небольшого роста, даже не такая уж привлекательная — сумела переманить к себе ее любовника.

— Понимаешь, Наташа, они поженились и живут счастливо. У них трое детей, они уже ходят в школу.

— Ну а твой ребенок?

— Мой умер. Это была девочка. Поскольку ее отец бросил меня, она принадлежала только мне одной.

Селита ждала поддержки или хотя бы одобрения.

— Тебе это понятно?

— Что же с ней случилось?

— Мне не хотелось помещать ее у кого-нибудь в деревне, как это многие делают, я хотела видеть ее всегда около себя. Вечерами я, как и Франсина, оставляла девочку у соседки. С сыном Франсины ничего не случилось. Ничего с ним и не случится. Вообще с другими и ни с кем ничего не случается. А моя малышка, когда ей было тринадцать месяцев, задохнулась под тяжестью тела соседки, которая положила мою дочку в свою кровать, так как она плакала. В тот вечер соседка была сильно пьяной, даже утром от нее разило алкоголем, и она ничего не заметила.

— Не везет тебе, бедняжка!

На это Селита ответила:

— Дело не в невезении, а в несправедливости.

Она была полна решимости защищаться, если нужно атаковать. Оперетт больше почти не ставят. Редко сейчас требуются танцовщицы в театры или же хотят иметь там только совсем молоденьких.

— Мне тридцать два года, скоро будет слишком поздно.

Селита не любила рассказывать о том, чем ей приходилось заниматься последние десять лет.

— Через некоторое время меня не возьмут даже продавщицей в универмаг!

Задумывалась ли о будущем Мари-Лу? А Кетти? А Наташа? Надеялись ли они еще найти мужчин в «Монико» или где-нибудь в другом месте?

«Никто никогда не считался со мной. И я не буду ни с кем считаться!»

Тем хуже для мадам Флоранс, если Селита одержит верх!

Борьба велась между ними тремя, ибо прежде всего нужно было победить Леона. Он хотел, чтобы его принимали за мужчину, и считал, что обладает богатым опытом. В его глазах девушки, появляющиеся для работы в «Монико», заслуживали не более одного-двух его визитов. После чего он переставал ими интересоваться. Он был вроде скотовода, который отмечает своим клеймом принадлежащий ему скот.

Но вот прошло шесть месяцев, а он все еще не порвал с Селитой. И ему было бы, трудно объяснить, как ей удалось этого добиться. Иногда ей приходило в голову, что он угадал, чего она хочет.

— Знаешь, малышка, — объявил он ей уже на вторую неделю, — ты зря стараешься. Ничего у тебя не получится. Так, иногда переспать с тобой разок-другой — это вполне возможно, но не более. Тут и похитрее тебя пытались зацепить меня, но ничего не вышло. Спроси лучше у моей жены.

Через месяц после этого, пристально вглядываясь в ее глаза, он спрашивал с яростью в голосе:

— Скажи мне, чего ты там вбила в свою маленькую башку?

Она тихонько посмеивалась.

— Ты самая порочная баба и самая хищная из всех, что я когда-либо знал.

Он злился оттого, что не понимал ее, и его унижало, что ему оказывают сопротивление.

— Была ли ты хотя бы раз влюблена?

— Было бы странно, если бы я сейчас стала влюбляться.

Между Флоранс и Селитой война была более жестокой и мелочной, состоящей из мелких уколов и коварства, едва прикрываемых улыбкой. Бывали месяцы, когда Селита набирала столько штрафов по сто франков, что ей почти нечего было получать, и прямо при посетителях хозяйка, не стесняясь, оскорбляла ее.

Но как бы то ни было, Селита продолжала оставаться любовницей Леона.

Теперь опасаться стала уже Флоранс. Еще позавчера Леон провел два часа на площади Командант Мария и, уходя, сказал впервые за все время:

— Будет удобнее, если ты избавишься от Мари-Лу и будешь жить одна.

Может быть, это просто ее иллюзии, а может, он действительно начал испытывать потребность в ее постоянном присутствии?

Но вот теперь появилась Мадо…

Мадо была здесь, на пляже, около голубого тента.

Селита вышла на набережную Круазетт, которая всего несколько дней как обрела свой обычный летний вид. Люди вели себя, как подобает отдыхающим: высыпали толпами из автобусов, гуляли, фотографировались или же лежали в купальниках на песке.

Неужели у каждого человека из этой пестро разодетой публики, с более или менее обгорелой кожей, есть свои проблемы и трудности?