Книга Коновод с баржи "Провидение" - Жорж Сименон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А госпожа Негретти?
— От нее никакого толку. Красивая женщина, которая способна целый день валяться на диване, курить и пить сладкие ликеры. Явилась к нам, да так и застряла. Да, простите, она еще играет в карты. Это, пожалуй, ее единственная страсть.
Скрип ржавого железа возвестил о том, что открываются затворы шлюза. Мимо дома прошли и остановились поодаль два мула, тогда как пустая баржа продолжала скользить по инерции, словно хотела взобраться на береговой склон.
Владимир, согнувшись, вычерпывал дождевую воду, которая грозила переполнить ялик.
По каменному мосту проехала машина, свернула на бечевник, забуксовала, попыталась выбраться и в конце концов совсем застряла.
Из машины вышел человек в черном. Вилли поднялся и, посмотрев в окно, сказал:
— Похоронное бюро…
— Когда полковник собирается отсюда уехать?
— Сразу же после похорон.
— А они состоятся здесь?
— Для него неважно — где. Одна из его жен похоронена возле Лимы, другая вышла за ньюйоркца и успокоится на американской земле.
Мегрэ невольно посмотрел на него и подумал, что молодой человек шутит. Но Вилли Марко был серьезен. Однако в глазах его мелькнул двусмысленный огонек.
— Только бы пришло разрешение. Иначе нельзя будет хоронить.
Человек в черном в нерешительности постоял возле яхты, потом обратился к Владимиру. Тот ответил ему, не прекращая работы. Человек в черном поднялся на борт и скрылся в каюте.
Мегрэ больше не видел Люкаса.
— Вы свободны, — сказал он молодому человеку.
Вилли заколебался. На лице его вдруг выразилось волнение.
— Вы расскажете ему об ожерелье?
— Еще не решил.
Разговор был окончен, и Вилли снова стал развязен. Он поправил свою шляпу и, жестом попрощавшись с комиссаром, спустился с лестницы.
Когда Мегрэ в свой черед вошел в кафе, он увидел у стойки за бутылкой пива двух речников.
— Ваш друг у телефона, — сказал ему хозяин. — Он вызвал Мулен.
Вдалеке пять раз просвистел буксир, и Мегрэ, машинально подсчитав, проворчал себе под нос:
— Пять…
Жизнь канала шла своим чередом. Подходили пять барж. Смотритель в сабо вышел из дома и направился к подъемным затворам.
Люкас вернулся после телефонного разговора взволнованный.
— Ох, и трудно же было!
— Что трудно?
— Полковник заявил мне, что жена его — урожденная Мари Дюпен. Для бракосочетания она представила выписку из книги актов гражданского состояния, где было указано это имя. Она из Мулена. Я только что туда звонил, потребовав, чтобы меня соединили вне очереди.
— И что же?
— В книге числится одна-единственная Мари Дюпен. Ей сорок два года, у нее трое детей и муж, некий Пьебеф, булочник с улицы От. Секретарь мэрии, с которым я говорил, еще вчера видел ее за стойкой и уверяет, что она весит не менее ста восьмидесяти фунтов.
Мегрэ ничего не сказал. Не обращая внимания на своего помощника, он походкой праздного рантье направился к шлюзу, чтобы понаблюдать за всеми маневрами, происходящими на канале, но на каждом шагу большим пальцем руки яростно уминал табак в трубке.
Чуть позже к смотрителю шлюза подошел Владимир и, откозыряв, спросил, где бы он мог пополнить запас питьевой воды.
Значок Я.К.Ф.
Мегрэ рано лег спать, а инспектор Люкас, получив от него инструкции, отправился в Мо, Париж и Мулен.
Когда комиссар уходил из кафе, там оставалось трое посетителей: два речника и жена одного из них — она зашла сюда за мужем и, сидя в углу, вязала.
Погода была гнетущая, дышалось тяжело. Какая-то баржа пришвартовалась метрах в двух от «Южного Креста», на котором светились все иллюминаторы.
Едва комиссар уснул, кто-то забарабанил в дверь и диким голосом закричал:
— Комиссар! Комиссар! Быстрее!
Мегрэ кинулся открывать дверь и увидел на пороге дочь хозяина кафе. Она бросилась к нему.
— Быстрее, комиссар! Быстрее! Ох, нет, не уходите! Я боюсь остаться одна.
Мегрэ никогда не обращал на нее особого внимания, но считал ее девушкой крепкой, здоровой, уравновешенной.
Освободившись от нее — она буквально повисла на нем, — он подошел к окну и открыл его.
Было уже, вероятно, часов шесть утра. Едва-едва светало.
В ста метрах от «Южного Креста» по направлению к каменному мосту в Эперне несколько мужчин пытались с помощью тяжелого багра поймать что-то плывущее по воде. А один из речников, отвязав свой ялик, стал грести кормовым веслом.
На Мегрэ была измятая пижама. Он набросил на плечи плащ, отыскал ботинки и натянул их на босу ногу.
— Это он… Они его… Вы знаете… — невнятно твердила девушка.
Комиссар рывком высвободился из ее рук, спустился с лестницы и вышел из дома в ту минуту, когда к группе столпившихся людей подошла женщина с маленьким ребенком на руках.
Мегрэ не присутствовал при обнаружении тела Мэри Лэмпсон. Однако новая находка оказалась пострашней уже в силу того, что это было повторное преступление. Над каналом навис почти мистический ужас.
Мужчины суетились. Хозяин кафе «Флотское» — он первый заметил на воде всплывшее человеческое тело — руководил их действиями.
Труп дважды удалось зацепить багром, но каждый раз крюк соскакивал, и тело, вместо того чтобы вынырнуть, уходило на несколько сантиметров в воду.
Мегрэ узнал темный костюм Вилли. Лица не было видно: более тяжелая голова все время опускалась вниз.
Наконец человек в ялике задел утопленника бортом, схватил рукой за грудь, приподнял. Оставалось втащить его в лодку.
Человек оказался не из брезгливых. Он одну за другой поднял ноги пострадавшего, бросил причальный конец на берег, тыльной стороной руки утер мокрое лицо.
В это мгновение Мегрэ увидел заспанное лицо Владимира, появившегося из люка яхты. Он протер глаза и исчез.
— Ничего не трогать!
Речник запротестовал: мол, его шурин в Эльзасе ожил, проведя в воде чуть ли не три часа.
Хозяин кафе указал ему на горло мертвеца. Все было ясно: два черных следа пальцев, как и на шее Мэри Лэмпсон.
Эта трагедия особенно взволновала всех. Глаза Вилли были широко раскрыты, в правой руке он сжимал пучок тростника.
Мегрэ почувствовал вдруг, что за ним кто-то стоит. Он обернулся и увидел полковника. Тот был в пижаме, поверх которой накинул шелковый халат, и в голубых кожаных шлепанцах.
Седые волосы его были растрепаны, лицо опухшее. Он странно выглядел в своем наряде здесь, среди мусора и грязи, среди речников в сабо и грубой суконной одежде, тем более что от него исходил легкий запах одеколона.