Книга Отравление в шутку - Джон Диксон Карр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— По-моему, нет.
— О Господи! — прошептала она. — Я так и знала.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Нет-нет, — заговорила она, отчаянно жестикулируя. — Я не знала, что именно произойдет, просто я подозревала: что-то должно случиться. Что-то ужасное. Каждый раз, когда я возвращаюсь домой, меня прошибает ледяным потом. Я жду беды. А когда Мэтт заговорил со мной сейчас… я вдруг подумала…
— Послушай, Джинни. Надо взять себя в руки. Сними пальто, выкури сигарету. На тебе лица нет.
— Посмотрела бы я на тебя, — сердито отозвалась Джинни, — если бы ты пожил в этом доме. Ну да ладно.
Она вздохнула и скинула галоши, сняла пальто, а шарф бросила на спинку кресла. Меж бровей у нее обозначилась печальная складка, а в глазах появилось лукавое выражение. Она посмотрела на меня, медленно постукивая туфлей о ножку кресла, и сказала:
— Кстати, я, по-моему, даже не поздоровалась. И это после такой долгой разлуки. Ну ничего, я уже пришла в себя. Дай мне сигарету. Ты повзрослел.
— И ты тоже. И ты очень хороша собой.
Возникла пауза. Вирджиния извлекла сигарету из моего портсигара и, пристально поглядев на меня, произнесла:
— Я рада слышать это от тебя. Но я сыта по горло свиданиями в машинах с недоумками, которые сообщают мне, как отлично они преуспевают в торговле недвижимостью и как скоро они надеются… Благодарю покорно! — Она закурила сигарету и энергично выпустила клуб дыма. — Я имею в виду, как скоро они надеются заработать столько-то на этом и столько-то на том. Ну что ж, пусть зарабатывают на здоровье. Но при чем тут я? Меня это не волнует.
— Ты хочешь сказать, что сегодня тебе как раз пришлось такое выслушать?
— А! Не будем об этом. Только вот я хотела бы знать: неужели мужчины живут в убеждении, что женщинам так интересны их деловые подвиги?
— Ну а если женщина влюблена?
— А! Это совсем другое дело. Их интересует личность. Они будут думать о том, как неустрашимо их любимый покупает дома, продает земельные участки и как доблестно он играет на бирже недвижимости, если, конечно, таковая имеется. — Джинни нахмурила лоб и проговорила: — Для женщины главное — это человек. Вот предположим — это только гипотеза, учти, — что я влюбилась в каменщика. Ты меня понимаешь? Так вот, я, конечно, часами бы завороженно слушала его рассуждения о качестве и способах кирпичной кладки, но представляла бы его, моего любимого, как он орудует мастерком…
Джинни явно пришла в себя. Глядя в ее зеленые глаза, делавшиеся бездонно-серьезными, когда что-то беспокоило их хозяйку, и в которых постоянно чувствовалось легкое удивление перед какой-то неведомой загадкой, я понял, до чего же я рад встрече с Вирджинией Куэйл. Она была одновременно и незнакомой, и старой приятельницей. Говоря с ней, я испытал трепет возбуждения от общения с новой женщиной и умиротворение от встречи с хорошей знакомой. Когда-то мы любили гулять по аллее, обсаженной ивами, серебристо-зелеными в лунном свете. Мы проходили через арочный мост, под которым журчала, падая, вода, и любовались звездочкой, видневшейся в проеме между деревьями. Как загадочно-таинственно шумела вода вечерами, какою прохладой веяло от ив! Мы начинали с шуток, а заканчивали серьезными философскими беседами, тянувшимися допоздна.
— О чем ты задумался? — спросила Джинни.
Я вернулся мыслями обратно в унылое настоящее.
— Об этом доме. О том, как странно вели себя все сегодня. Безумный спектакль.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ну вот, например, ты слышала о чем-то белом, бегающем по шкафу в буфетной?
Наш хрупкий союз рухнул, разлетелся вдребезги. Угасла звездочка из прошлого, освещавшая нечто общее, понятное лишь нам двоим. Оставалось лишь невысказанное вслух слово «убийство». Джинни ахнула, затем разразилась истерическим смехом.
— Значит, все всплыло? Ты знаешь мрачную тайну, Джефф? Ну, это просто прелесть.
Я не был готов к такому стремительному крушению установившейся было общности. Смех перешел в кашель. Вирджиния неудачно затянулась сигаретой.
— Ты знаешь об этом, Джинни?
— Знаю об этом? Боже, еще бы мне не знать! С этого-то все и началось. — Она метнула на меня яростный взгляд. — Из-за этого-то мама впала в такую меланхолию, что почти утратила дар речи, а отец и вовсе потерял голову.
— Но что это?
— Что? Я не знаю, — отозвалась Джинни и, фыркнув, добавила: — Он говорит, что это рука мраморной статуи.
ШУТНИК-ОТРАВИТЕЛЬ
— По крайней мере, — быстро добавила Джинни, — я знаю, что он так думает. Но он помалкивает об этом. Лучше бы уж не таил в себе такую тяжесть. — Увидев, что я смотрю на статую Калигулы, Джинни кивнула и энергично продолжила: — Да, я знаю, это выглядит каким-то безумием. Я знаю, что он немного помешался, но нам-то от этого не легче. Ему мерещится рука, которая подкрадывается к нему по ночам, но страдаем-то от этого мы. Мы знаем, что это его больное воображение, но все равно, когда он с воплями просыпается ночью…
— Джинни, — перебил я ее срывающимся голосом, — а ты уверена, что это больное воображение?
Мне показалось, что комната вдруг сделалась огромной, что самый легкий шепот разносится по ней гулким эхом, а тиканье часов доносится из пропасти. Или, наоборот, Джинни вдруг как-то съежилась, уменьшилась. Только глаза остались огромными.
— Дело в том, — продолжал я, — что я узнал об этом не от твоего отца. Мне рассказала об этом Мери.
— Я… я думаю об этом… да, думала… — Она говорила странным тоном, словно во сне, и пристально смотрела на свою сигарету. — Но тогда тем хуже…
— Тем хуже?
— Просто, если все эти годы он действительно видел это, тогда, похоже, кто-то из домашних жестоко издевается над ним. Кто-то постоянно пугает его. И он в это верит. Это куда хуже, чем если бы все это ему просто мерещилось.
В ее голосе звучали интонации девочки, отвечающей на вопросы в классной комнате. Темные волосы лезли ей в глаза, Джинни откинула пряди все в той же сомнамбулической манере.
— Конечно, Джефф, мы не верим ни в какие потусторонние силы. И я готова поверить, что отец и впрямь все это видит, что это не плод его воображения. Но это же ужасно. Ужасно знать, что среди тех, с кем ты вместе живешь, ешь и пьешь, находится человек, который регулярно, систематически, изо дня в день, вернее, из ночи в ночь пугает твоего отца. Нет, так дело не пойдет. Надо звать на помощь здравый смысл.
Я сказал:
— Послушай, будь же благоразумной. Твой отец самый серьезный, самый практичный человек в мире. Он не из тех, кто пугается темноты. С какой же стати ему…
— Не знаю, — удрученно отозвалась Джинни. — Я просто не знаю…
— Ну, так что же делать?