Книга Последнее лето - Елена Арсеньева

Полицейский огладил усы, и толстощекое лицо его вдругсделалось по-купечески степенным:

– Правильно мыслите, господин студент, конечно, вампотребно бы…

– А чего тут правильного? – перебилвстрепенувшийся возчик. – Чего правильного, дядя? «В банку положить,папаше сказать…» Небось, узнав, что вы сами, барчук, без евонной поддержкиразжились, родитель и вовсе лишит вас своей подмоги. Только на себя и на свойкапиталец рассчитывать придется. Рано или поздно вы всяко выньмете денежки избанки и спустите к чертям. Ну а коли так, зачем дело в долгий ящик откладывать?Лучше уж с этого начать.

– Браво! – завопил Борискин приятель и тоже вылезиз санок, разминая ноги. – Устами народа глаголет истина! Вот я и говорю:поехали в «Венецию» или в «Белый медведь»! В «Венеции» нынче вечером знаешьчто? Дебют несравненной красавицы Клары Черкизовой в качестве певицы романсов!

– Клара Черкизова! – внезапно разволновалсяполицейский. – Актерка, что ли? Тьфу! Да что вам эта Клара?! Что«Венеция»?! Вы, молодой человек, вот как должны поступить: выигрыш ваш снеситев банк, хоть бы вот в этот, господина Аверьянова, Волжский промышленный,положите под хороший процент, только батюшке и в самом деле – ни-ни. Нисловечка! Живите, как прежде жили, терпите его воспитание. Поучениеродительское – не вошь, до крови не заест. И вытерпеть можно, и смолчать.Денежки же прирастать процентом будут. А Клара эта ваша… Она в жизни вовсе неКлара, а Клавка, я доподлинно осведомлен, с ейной горничной в хорошемзнакомстве состою. Клавка она, говорю вам! Не стоит того, чтоб на нее веськапиталец угрохивать. На дешевку, на актерку спускать… Жалко! Удача – она ж неприслуга наемная: нынче пришла, а завтра уж не дождешься. Вдруг вам более неподфартит?

– Подфартит! – уверенно сказал Бориска. –Подфартит, я знаю!

– Откуда же вы это знаете? – удивился полицейский.

– А оттуда, – таинственным голосом проговорилБориска, – что у меня всегда в рукаве – козырный туз! И когда игра пойдет,я его в нужный момент – р-раз! – и мечу. Вот так! Пошла игра!

И он, сунув правую руку в левый рукав шинельки, выдернулчто-то – в первую минуту Лидии показалось, будто это и впрямь карта, только состранной, блескучей какой-то рубашкой, – и швырнул в лицо полицейского.Тот вскинул руки, словно пытался ту карту поймать, но бестолково хлопнул передлицом ладонями, закинул голову – и вдруг принялся медленно, медленно, как бынехотя заваливаться на спину. Заваливался он, заваливался да и грянулся наконецназемь. Тяжко грянулся, так, что гулко отозвалась земля.

– Что ты, дядя? – громко, испуганно воскликнулвозчик, вытягивая шею и глядя на лежащего. – Что это с ним, а?

– Да ничего особенного, – усмехнулсяБориска. – Я ж говорю – игра пошла! Козырные, выручай!

И он, снова сунув руку в рукав, на сей раз левую в правый,опять выдернул из него что-то – Лидии все еще казалось, будто карту! – ишвырнул возчику прежним, небрежным и в то же время острым движением. И возчиксовершенно так же, как до этого полицейский, хлопнул в воздухе ладонями, потомсхватился за горло, покачнулся – и грянулся с козел.

– Алле-оп! – непонятно крикнул Бориска и шутовскираскланялся. – Выход на комплимент! Давай, Ганин!

А затем произошло следующее. Тот молодой человек с бледнымлицом, который до этого сидел в санях, приобняв денежные мешки, выскочил вон.Теперь лицо его сделалось еще бледнее, к тому же подергивалось нервически.Мешки он поволок за собой, но один из них зацепился за что-то в возке и никакне доставался. Бориска подбежал, дернул, помог, высвободил мешок, ловко выкинулего на снег. Бледный Ганин неуклюже подбежал, подобрал, потащил в сани, гдесидели студенты, то и дело оступаясь и оскальзываясь.

Тем временем двое товарищей Бориски выскочили и, подхвативлежащего полицейского за руки и за ноги, закинули его в тот возок, где преждесидел Ганин с деньгами. Горло у полицейского было плотно закутано густо-краснымшарфом.

«Что за шарф? – удивилась Лидия. – Не было у негоникакого шарфа. И почему он не шевелится?» Она то ли не понимала, чтопроизошло, то ли просто отказывалась понять – разум противился.

Уложив полицейского, сотоварищи Борискины подхватили ивозчика, сунули внутрь возка и его. Действовали они споро, проворно, а вотГанин все еще запинался на каждом шагу, все еще тащил мешки к кошевням.

– Живей, сволочь! – люто крикнул Бориска, пнув егопониже спины.

Ганин упал на колени да так и пополз вперед, смешно вихляясьвсем телом и таща за собой мешки. Бориска захохотал и снова пнул его столькрепко, что Ганин простерся ничком, а когда обернулся, лицо его было залепленоталым снегом.

– Зачем?! – крикнул он. – Ты бешеный! Нашелвремя беситься! Тикать надо, а ты тут цирк устраиваешь!

– Ты что-о?! – изумленно протянул Бориска,наклоняясь над ним. – Учить меня вздумал? Да что ж это такое, все учат даучат! Может, еще в угол поставишь да розгами пороть станешь? Ну, этого терпетья не намерен, извините великодушно!

Он дернул правой рукой – просто дернул! – и из рукаваснова вылетела… карта. Мелькнула у горла Ганина, и тот выпустил мешки, норуками хлопать не стал – просто раскинул их широко, запрокинулся назад да так изамер на коленях. Горло его тоже окуталось красным шарфом.

Студенты переглянулись.

– Сдурел, Бориска? – опасливо спросил один изних. – Зачем ты его убил?

«Убил! – словно бы прокричал кто-то истошно в головеЛидии. – Убил! Он их всех убил – и полицейского, и возчика, и Ганина!» Нуда, наконец-то она все поняла. Никакую не карту козырную выбрасывал Бориска изрукава – он метал спрятанные там ножи, метал с непостижимой, какой-то цирковойловкостью и поражал ими насмерть…

– Зачем ты его убил? Он же нам помогал! – повторилмежду тем студент. – Он же нам помогал!

– Ну и что? – глянул на него Бориска вродебеспечно, но глаза его вмиг словно бы выцвели, приобрели оттенок безумнойбелизны. – Помогал, помогал… Он же не идейный, он же за деньги! Больнобыла нужда делиться с ним. Берите его, грузите. И хватит тут топтаться, пораразъезжаться!