Книга Подземка - Михаил Бычков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не скажу, что обладаю безупречным вкусом, но уверен, многие мужики меня поддержали бы. Девчонка была настоящей красавицей. Загорелая, будто полжизни провела на поверхности. Не смуглая, а именно загорелая. У нас под землей даже негры бледнеют, все-таки с витаминами неважно, о солнечных ваннах можно только мечтать, да и условия далеко не оранжерейные. А у нее кожа гладкая, шелковистая, светло-шоколадного цвета. Глазищи пронзительные – как ресницами хлопнет, так дух сначала вверх подымется, а потом к ногам спадет и там распластается. Носик… Ну это вообще просто отпад, идеальный. На щеках очаровательные ямочки, если бы она почаще улыбалась, милее улыбки на свете не найти. Фигурка точеная, в лучшие времена с такой можно было смело купальники в журналах рекламировать или дефилировать по подиуму, пока мужики вокруг слюной захлебываются. При этом чувствуется, что красота эта как у розы – с шипами. При желании можно получить сдачу в полном объеме: до конца дней хватит.
Стояли мы, на нее глазели, будто полные придурки. Первым Ботвинник опомнился. Ему по должности быстрее соображать положено, вот он и соответствует.
– Пошли к Полковнику, – приказал Димыч.
Вот мы и пошли. До самого штабного вагончика топали в каком-то оцепенении. Не знаю, кто о чем думал, а у меня мысли все сплошь о греховном. Потом, правда, настроился на нужный лад. Тетка как тетка, есть и на Двадцатке не хуже. Нет, вру… Хуже, конечно, но зачем мне разевать хавальник на чужой каравай? И без того ясно, что треснет.
Первым на расправу пошел Димка. Как ни крути, вылазка наша получилась сегодня не из тех, которыми принято гордиться. Нарвались на гнездо, потеряли половину каравана. Не гладят за такое по головке. И не отмажешься ведь. Невинную овечку не состроишь.
Полковник кричал так, что на Центральной небось слышали. Потом из-за дверей показалась Димкина рука, он помахал нам, приглашая. Мы обреченно переглянулись и пошли на зов.
В кабинете Полковника до нашего появления уже были люди: его заместитель – Козлов недоделанный, Федя-безопасник – без него разбор полетов не начинается. С нами всего семеро вышло. Кворум, короче.
Полковнику уже все доложили, осталось только выяснить детали.
При виде меня он недовольно скривился. Помнит, сволочь, наши разногласия. А раз помнит, значит, еще отомстит, и не раз. Так уж его нутро паскудное устроено, будет гадости делать, пока не сочтет, что натешился.
Шут его знает, что на меня нашло, но я подмигнул ему: типа, никуда ты от меня не денешься, начальника, да и я от тебя тоже. Морда у главы Двадцатки сразу стала пунцовой. Поставленный мною синяк то ли прошел, то ли был тщательно запудрен.
Бывают такие личности, что с ходу вызывают неприязнь. С виду человек человеком, а гадская натура так и лезет из него наружу, не словом, так жестом, поступком каким-нибудь. Иные, наверное, в начальство и не пробиваются.
Возьмем нашего Полковника. По первому впечатлению старичок-мудачок предпенсионного возраста: голова большая, седая почти вся. Глаза строгие, то ли карие, то ли серые, непонятно. Зависит, с какой стороны посмотреть, под каким освещением. Щеки бульдожьи, брыластые, отъеденные. У нас половина обитателей дистрофики, а этот поперек себя шире и ведь не от голода пухнет.
Самое противное в нем – это голос, визгливый, как у поросенка, которого режут. Когда начинает говорить, по ушам будто наждачной бумагой водят.
По имени-отчеству его величать не любят. Сам отучил, если честно. Старый замшелый пень, пороху никогда не нюхавший, но влюбленный в армейские штучки-дрючки по самые гланды. Когда его к нам привезли с Центральной, все сначала думали, что ошибочка вышла. Не понимали, с каких таких радостей нам эту обузу навесили. Хлипкий, полувялый… Помрет еще при исполнении. Но вот сколько лет уже, сколько зим, а Полковник как мертвой хваткой вцепился в руль, так и не отпускает.
Допрос между тем шел своим чередом, и страсти накалялись. Новоявленная гостья вела себя независимо, половину вопросов игнорировала, на другую отвечала с ленцой, и хоть что-нибудь путное из нее нельзя было вытащить даже клещами. Уж на что Козлов старался: то кулачками размахивал, то пытками грозил, но и у него ничего не получилось. Даже имени своего девушка не назвала. Ее потрясающей выдержке оставалось только позавидовать.
Кончился допрос тем, что доведенный до бешенства Полковник вытащил из кобуры табельный «Макаров» и едва не нажал на спусковой крючок. Тут-то я и проснулся – едва успел выбить оружие из руки. Реакция у меня хорошая, детей, правда, пока нет, но наверняка будут.
Пистолет мягко упал на ковровую дорожку. Любит наш Полковник комфорт и берлогу обустраивает в полном соответствии.
– Убью! – бешено вращая зрачками, закричал глава Двадцатки. – Ее убью и тебя убью, Лосев, скотину такую!
Он попытался засветить мне в глаз (в горячке некстати забыл, что тягаться ему со мной не стоит), но я с легкостью увернулся. Эх, если бы за его спиной не стояла Центральная…
Выручил нас, как это ни странно, заместитель. Он кашлянул и затараторил:
– Стойте, товарищ полковник! Не стоит с ним связываться!
Полковник нашел в себе силы кивнуть:
– Верно говорите, Козлов. Зачем руки марать?! Живи пока, Лосев.
Можно было подумать, что он успокоился, но я видел, что это не так. Грудная клетка его по-прежнему вздымалась и опускалась, а во взгляде зажегся недобрый огонь, совсем не тот, который принес Прометей людям.
Заместитель продолжил:
– Я вот что вспомнил: на прошлой неделе пришла телефонограмма от товарища генерала. Я ее в журнал еще записал. Сейчас найду.
Он вытащил из стопки амбарных книг нужную, пролистал и принялся зачитывать:
– Вот она, номер двести шестьдесят семь. «В случае появления на станции подозрительных человеческих объектов немедленно под конвоем отправлять их на Центральную станцию, в пункт главного командования…» Думаю, мы должны выполнить приказ товарища генерала. Девку эту отправим на Центральную. Так сказать, по эстафете передадим. Убьем сразу нескольких зайцев.
– Я считаю, к мнению товарища Козлова стоит прислушаться, – кивнул безопасник. – Это в их компетенции, пусть они и разбираются. Не нам тут порядки устанавливать.
Полковник окончательно успокоился, перевел дух. Козлов накапал ему сто грамм из зеленой бутылки, спрятанной в несгораемом сейфе. Я по запаху понял, что это не вода. Толик повел носом. Спиртное он чувствовал за версту.
Полковник выпил залпом. Толик внимательно наблюдал за его ходившим вверх-вниз кадыком, судорожно сглатывал и облизывал сухие губы.
«Лекарство» подействовало. Лицо главы администрации вновь приняло естественный цвет, зрачки перестали вращаться, однако взгляд, направленный на меня, не предвещал ничего хорошего. По моему позвоночнику пробежал холодный импульс, предупреждающий об опасности. Я напрягся, сжал кулаки.
– Пожалуй, это тот случай, когда правильным будет решение, принятое коллегиально, – криво улыбаясь, сказал Полковник. – Это не значит, что я умываю руки, снимаю с себя ответственность. Но раз присутствующие должностные лица считают, что данный случай подпадает под действие приказа двести шестьдесят семь, – в голосе его зазвучали канцелярские интонации, – мы просто обязаны поступить в строгом соответствии с документом. Поэтому неизвестное лицо женского пола будет отправлено под конвоем на Центральную станцию, где ее передадут в соответствующую структуру. Все, что от нас требуется, мы обеспечим. Козлов, пишите распоряжение.