Книга Потерявшая сердце - Анатолий Ковалев

— И ты, Евлампия, меня не сильно ругай, — продолжал виниться князь. — Видишь, сам каюсь, публично.

— Ты, батюшка, никак, выпил натощак, с утра? — не узнавала его шутиха.

— Не пил и не собираюсь. Я только решительно желаю мира и согласия в своей семье! — заявил Илья Романович.

— К чему бы это? — недоумевала Евлампия.

Князь тем временем присел на кровать Глеба и, вынув из кармана халата большую конфету, протянул ее сыну.

— На, Глебушка, скушай, — ласково предложил он, — и больше не серчай на отца. Забудем былое, начнем все сызнова.

Глеб, однако, не торопился брать конфету из рук отца. Он по-прежнему глядел на него волком.

— Возьми, раз батюшка угощает, — подыграла князю нянька. Сердце ее в этот миг готово было выпрыгнуть из груди от счастья. Наконец-то отец подобрел к младшему сыну, нашел и для него ласковое слово.

— Ну, право, братец, не упрямься. — Борисушка подошел вплотную к брату и, подбадривая, похлопал его по плечу. — Конфекта, должно быть, вкусная. А не то я сам ее съем…

Он ловким движением выхватил из рук отца конфету и стал ее разворачивать, очевидно, желая подразнить Глеба.

— Не смей!!! — вдруг не своим голосом заорал Илья Романович. Он ударил Бориса по руке. Конфета упала на пол, и князь, вскочив на ноги, поспешно раздавил ее каблуком.

Все оцепенели. Борисушка, придя в себя, готов был уже разреветься, но отец, тяжело дыша, произнес:

— Пойдем, я дам тебе другую… Никогда не бери чужого… Я видеть этого не желаю…

Лицо его было налито кровью, в глазах стоял неподдельный ужас. Он сгреб Бориса на руки и вынес его из комнаты.

Евлампия пребывала в состоянии ступора. С ее глаз будто спала пелена, и миг прозрения был настолько тяжел, что слова застряли в горле. Осталось единственное желание — бежать из этого страшного дома куда глаза глядят.

Тем временем простодушный Архип, бурча что-то себе под нос, хотел убрать с помощью веника и совка раздавленную конфету, но Глеб закричал, подражая отцу:

— Не смей!!!

Мальчик опрометью спрыгнул с кровати, выхватил из рук слуги совок и сам соскреб с пола конфету. Понюхав ее, Глебушка усмехнулся и сказал остолбеневшей Евлампии:

— Папенька не оригинален. Это «лекарство» он мне уже давал…

Нянька выдавила хриплый звук. Глеб удовлетворенно кивнул, будто услышал именно тот ответ, которого ожидал.

Глава третья

Надежды и сомнения торговки табаком. — Несколько встреч в пути. — Раскольник в императорском парке

Сестра застала Афанасия в гостиной за шокирующим занятием. Он снимал со стены иконы, которые утром по ее приказу вывесила напоказ девка Хавронья.

— Что ты делаешь, братец? — картинно изобразила ужас Зинаида.

— Ты сама не понимаешь? Живешь, можно сказать, у царя под носом, и вдруг на тебе — развесила дедовские иконы! Нельзя быть такой распустехой, сестрица, — выговаривал ей Афанасий. — Не ровен час, прознает квартальный и отправит тебя по этапу в Сибирь. Вспомни, как родители наши утаивали веру, дедовские иконы держали под занавесками…

Зинаида не стала объяснять ему, что местный квартальный надзиратель никого не отправляет в Сибирь за иконы, а только берет взятки, и что нынче в России вольно живется всяким религиям, даже на раскольников смотрят сквозь пальцы. Она решила, что рвение брата ей на руку, и сама снесла иконы в чулан.

— Что думаешь делать дальше? — спросила она, вернувшись. — Долго хорониться у меня не сможешь, народ здешний любопытен, все выведает.

— Да, место многолюдное, — согласился он. — Вот пристрою Елену Денисовну, а потом ворочусь в леса.

— Как же ты ее пристроишь? — не могла взять в толк Зинаида.

— Ей только надо попасть к матушке-императрице, рассказать про дядюшку-злодея, а уж та сама решит, как дальше быть.

— Ну а ты тут каким боком? — усмехнулась Зинаида. — Аль при дворе мечтаешь устроиться? Места там хлебные да непыльные…

— Сам пока не знаю, — пожал плечами Афанасий, — там видно будет. На что-нибудь да сгожусь Елене Денисовне. Я спас ее от французов, спас от разбойников, спасу и от дядюшки-кровопийцы. Она мне теперь названая сестра, и помочь ей — мой первейший долг. — Он сгорбился, словно взвалил себе на спину тяжкую ношу.

— Какой такой долг, не пойму, — развела руками Зинаида.

— Тут и понимать нечего, — отрезал брат и добавил, понизив голос: — Елену Денисовну никому в обиду не дам.

— Ты не влюблен ли, Афанасий? — ехидно рассмеялась она.

— Даже думать об этом не смей! — прикрикнул он на сестру.

— Тогда я в толк не возьму, братец, зачем тебе все эти хлопоты? Или… погоди… — Зинаиду вдруг осенило. — Ты, кажется, сказал вчера, что она ждет большое наследство? Так вот где собака зарыта! Хочешь потом получить с нее кругленькую сумму, так?

Афанасий не успел ничего ответить, потому что в это время в комнату вбежала Хавронья.

— Хозяйка, — взволнованно обратилась она к Зинаиде, — госпоже наверху плохо, ее прямо выворачивает наизнанку…

Брат и сестра бросились в комнату Елены. Юная графиня полусидела на смятой постели. Она была бледна, как полотно, и, увидев вошедших, чуть слышно прошептала:

— Не знаю, что со мной творится…

— А я знаю! — вдруг воскликнул Афанасий. — Здесь такая вонь, кого угодно стошнит! Надо перевести гостью в столовую, — предложил он сестре. — А я переберусь сюда.

— Как скажешь, братец — с деланой улыбкой повиновалась Зинаида. Она решила не перечить, твердо уверовав, что Афанасий извлечет выгоду из знакомства с Еленой и поделится с ней потом частью графского наследства.

Он бережно взял девушку на руки и отнес ее в столовую, уложив на диван. Действительно, к вечеру юная графиня почувствовала себя гораздо лучше и даже поужинала с братом и сестрой. Зинаида была с нею обходительна и дружелюбна, однако вопросы, которые она ей задавала, Афанасия озадачивали.

— Сколько душ крестьян было у покойного вашего батюшки? — интересовалась лавочница, пристально разглядывая гостью.

— Точно не могу сказать, — отвечала графиня. — К подмосковной усадьбе, куда мы собирались с матушкой бежать от французов, было приписано до двухсот душ, а то и поболее. А всего, кажется, около десяти тысяч мужиков в семнадцати деревнях.

Цифра произвела на Зинаиду огромное впечатление. Она заерзала на стуле и с уважением взглянула на брата.

— Должно быть, ваши деревни приносили немалый доход? — продолжала она гнуть свою линию.

— Я никогда особо этим не интересовалась, — призналась Елена. — Знаю только, что доходы во многом зависят от управляющих имениями и от старост деревень, а также оттого, насколько хорошо родит земля в данной губернии. К примеру, отец жаловался на одного управляющего в нашем южном поместье. Там и земля была хороша, и крестьяне трудолюбивы, а вот управляющий попался вороватый, да к тому же беспричинно истязал бедняг. Батюшка хотел его прогнать, но война помешала…