Книга Век Наполеона - Уильям Джеймс Дюрант

ему защиту, но вместе с Неккером посоветовал ему принять требование народа, чтобы он и королева переехали жить в Париж. Затем, обессиленный, он удалился в отель де Ноай.

Рано утром 6 октября изможденная, разъяренная толпа влилась через случайную щель в воротах во двор дворца, и несколько вооруженных людей прорвались по лестнице в апартаменты, где спала королева. В нижнем белье и с дофином на руках она бежала в комнату короля. Дворцовая охрана оказала сопротивление вторжению, и трое из них были убиты. Лафайет, пришедший с опозданием, но услужливый, утихомирил беспорядки заверениями в согласии. Король вышел на балкон и пообещал переехать в Париж. Толпа кричала «Vive le Roi!», но требовала, чтобы королева показала себя. Она показалась, и стояла на своем, когда один человек из толпы направил на нее мушкет; его оружие было отбито теми, кто был рядом с ним. Лафайет присоединился к Марии-Антуанетте и поцеловал ей руку в знак верности; смягчившиеся мятежники поклялись любить королеву, если она приедет и будет жить в столице.

Ближе к полудню образовалась небывалая в истории процессия: впереди Национальная гвардия и королевский корпус, затем карета с королем, его сестрой мадам Елизаветой, королевой и двумя ее детьми, затем длинная вереница повозок с мешками муки, затем торжествующие парижане, некоторые женщины сидели на пушках, некоторые мужчины держали на пиках головы убитых дворцовых стражников; в Севре они останавливались, чтобы напудрить и завить эти головы.39 Королева сомневалась, что доберется до Парижа живой, но в ту ночь она и остальные члены королевской семьи спали в наспех приготовленных постелях в Тюильри, где французские короли спали до того, как восстание Фронды сделало столицу ненавистной для Людовика XIV. Через несколько дней за ней последовала Ассамблея, которая разместилась в театре того же дворца.

В очередной раз население Парижа взяло на себя руководство революцией, вынудив короля подчиниться. Теперь, подчиняясь своим подданным, он принял Декларацию прав человека как свершившийся факт. Началась третья волна эмиграции.

VI. РЕВОЛЮЦИОННАЯ КОНСТИТУЦИЯ: 1790 ГОД

Освободившись от королевского сопротивления, но чувствуя себя неуютно под наблюдением городских властей, Ассамблея приступила к написанию конституции, которая должна была определить и узаконить достижения Революции.

Во-первых, должна ли она сохранить королевскую власть? Да, и она разрешила сделать ее наследственной, поскольку опасалась, что пока чувства легитимности и лояльности не будут переданы от монарха к нации, завораживающий ореол королевской власти будет необходим для социального порядка; а право передачи будет защитой от войн за престол и таких схем, которые в то время зарождались в Пале-Рояле. Но полномочия короля должны были быть строго ограничены. Ежегодно Ассамблея должна была выдавать ему «гражданский список» для покрытия расходов; любые дальнейшие траты требовали обращения в Законодательное собрание. Если он покидал королевство без разрешения Ассамблеи, то мог быть низложен, в чем он вскоре убедился. Он мог выбирать и увольнять своих министров, но каждый министр должен был ежемесячно представлять отчет о расходовании выделенных ему средств, и в любой момент он мог предстать перед высоким судом. Король должен был командовать армией и флотом, но он не мог объявлять войну или подписывать договор без предварительного согласия законодательного собрания. Он должен был иметь право наложить вето на любой представленный ему законопроект, но если три законодательных собрания подряд принимали законопроект, на который было наложено вето, он становился законом.

Должна ли законодательная власть, столь верховная, иметь две палаты, как в Англии и Америке? Верхняя палата могла бы стать сдерживающим фактором для поспешных действий, но она также могла стать бастионом аристократии или старости. Ассамблея отклонила это предложение и, в качестве дополнительной меры защиты, объявила о прекращении всех наследственных привилегий и титулов, кроме королевского. Законодательное собрание должно было избираться только «активными гражданами» — взрослыми мужчинами-собственниками, платившими прямые налоги в размере стоимости трехдневного труда; сюда входили зажиточные крестьяне, но не входили наемные рабочие, актеры и пролетарии; они относились к категории «пассивных граждан», поскольку ими легко могли манипулировать их хозяева или их журналисты, превращая в орудие реакции или насилия. При таком раскладе во Франции 1791 года правом голоса пользовались 4 298 360 мужчин (при населении в 25 миллионов душ); 3 миллиона взрослых мужчин были лишены права голоса. Буржуазное собрание, опасаясь городского населения, удостоверяло буржуазную революцию.

Для избирательных и административных целей конституция делила Францию на восемьдесят три департамента, каждый из которых состоял из коммун (43 360). Впервые Франция должна была стать единой нацией, без привилегированных провинций и внутренних пошлин, с единой системой мер и законов. Наказания были установлены законом и больше не зависели от усмотрения судьи. Были отменены пытки, столбы и клеймение, но смертная казнь была сохранена, к нынешнему недовольству Робеспьера и его будущему удобству. Обвиняемые в преступлениях могли выбрать суд присяжных из «активных граждан», выбранных по жребию; для оправдания достаточно было трех голосов из двенадцати. Гражданские дела решались судьями. На смену старым, породившим вторую аристократию, пришла новая судебная система, назначаемая избирательными собраниями. Верховный суд выбирался по жребию из судей низших инстанций, по два на департамент.

Оставались две огромные и взаимосвязанные проблемы: как избежать банкротства и как регулировать отношения между церковью и государством. Налоги не позволяли финансировать правительство, а церковь обладала завидным богатством, не облагаемым налогом. Недавно назначенный епископ Аутунский, Шарль-Морис де Талейран-Перигор, предложил (11 октября 1789 года) решение: пусть имущество церкви будет использовано для выплаты государственного долга.

Талейран — один из вдвойне интригующих персонажей истории. Он происходил из старинной семьи, известной своими военными заслугами, и, вероятно, сделал бы такую же карьеру, если бы не вывихнул ногу в результате падения в возрасте четырех лет; ему пришлось хромать всю жизнь, но он сумел преодолеть все препятствия. Родители отдали его в церковь. В семинарии он читал Вольтера и Монтескье и содержал поблизости любовницу. По-видимому, его исключили (1775), но в том же году (двадцать первом) он получил от Людовика XVI аббатство Сен-Дени в Реймсе. В 1779 году он был рукоположен в священники, а на следующий день стал генеральным викарием своего дяди, архиепископа Реймского. Он продолжал нравиться высокородным дамам; от одной из них у него родился сын, который стал офицером при