Книга Столичный доктор. Том V - Алексей Викторович Вязовский

и оттащил к окну. — Что за лекарство, сказать не могу. Но поверьте, после него мальчику будет только лучше. Сейчас наладим подачу кислорода, сами заметите улучшение.

— Кислорода?!

Приходится долго и муторно объяснять, как происходит вспомогательная подача. Вообще бы, конечно, сначала опробовать все на взрослом и Гневанов мне тут же это ставит в упрек. Соглашается быть подопытным кроликом.

— Кислорода мало! — пытаюсь я возражать, но вяло. Доктор переходит в наступление, и я сдаюсь. Мы кладем Дмитрия Витальевича на кушетку в той комнате, где всё в кучу собирали, подаем ему кислород из баллона в нос.

— Очень необычные ощущения — комментирует врач, вращая глазами. — Слегка голова закружилась.

Ага, запьянел чутка. Странно, с чего? Ну конечно, вентиль открутили на полную, и драгоценный газ расходуется на ерунду. Помощники Менделеева с интересом рассматривают происходящее, тихо переговариваясь. Один даже записывает показатели — мы меряем Гневанову давление по ходу действия. Волевым усилием тесты закончены, я спрашиваю мнение доктора.

— Да, это будет весьма полезно!

Попробовал сам. Мне интереснее, чтобы самодельные носовые катетеры проходимыми оказались, и расстояние между ними подходящее было. А то я сначала от большого ума на себе примерял.

* * *

«Моя дорогая Агнесс!

Пишу это письмо одновременно с чувством нежности и грусти! Мои мысли наполнены тобой, а каждый день, проведенный вдали, становится настоящим испытанием.

После нашего расставания в Петербурге мне пришлось отправиться в своё имение в Тамбовской губернии для решения неотложных дел. К сожалению, моё путешествие омрачило трагическое событие. Во время пути мой верный слуга, служивший нашей семье многие годы, погиб. Его утрата стала для меня глубоким ударом, ибо он был не просто слугой, но и надёжным, верным другом, которые не оставлял меня ни на минуты в тяжелые моменты жизни. Смерть несчастного Кузьмы напомнила мне о хрупкости нашего существования и важности дорожить каждым мгновением с близкими.

После завершения всех дел в имении, я направился в Москву для участия в важной церемонии. Сообщаю, что милостью императора был восстановлен в княжеском достоинстве мой род, что стало огромной и приятной неожиданностью, с которой спешу с тобой, моя радость, поделиться.

Прости, что так долго не писал тебе — чувствую, что попал в какие-то жизненные „качели“. То взлет, то падение. Но нет ни дня, чтобы я не думал о тебе и о нашей свадьбе!

Вернувшись в Петербург, я принял участие в лечении сына великого князя Сергея Александровича. Малыш, которому всего четыре месяца, страдал от тяжелой пневмонии. Его состояние вызывало серьёзные опасения, и каждый день был испытанием для его родителей и всех, кто принимал участие в его лечении. Однако благодаря совместным усилиям и, смею надеяться, моему вмешательству, состояние мальчика начало улучшаться. Видеть, как жизнь возвращается к этому невинному существу, было для меня настоящим счастьем и утешением.

Каждое утро, пробуждаясь, я мысленно представляю наш дом и нашу будущую семью. И, конечно, детей.

Мечты о нашей жизни придают мне силы и решимости преодолевать все трудности.

Моя дорогая Агнесс! Пусть это письмо принесёт тебе утешение в разлуке. Я с нетерпением жду момента, когда смогу вновь обнять тебя и выразить все те чувства, что переполняют моё сердце. Пожалуйста, береги себя и знай, что каждое мгновение моей жизни наполнено мыслями о нашем совместном счастье.

С глубочайшей любовью и преданностью,

Твой Евгений». * * *

А чем еще заниматься? Только письма сочинять. Я снова в «плену» у Великого князя. Доктору Гневанову повезло больше — вот как раз он перешел на амбулаторный режим, приходит из дома. Здоровье Сашки улучшилось, температура нормализовалась, дышит правильно, почти не кашляет, грудь сосет, пищеварительный тракт работает как швейцарские часы. Тут бы и трех визитов в сутки хватило, доколоть курс антибиотика, но нет, будь под рукой постоянно. Только и счастья, что разрешено пользоваться телефонным аппаратом и принимать посетителей. Но лучше этого не делать. Потому что Сергей Александрович стал большим поклонником профилактики инфекций, передающихся воздушно-капельным путем. Причем то, что он продолжает ездить по службе в город и там тесно общается с людьми, которые могут нести опасность, он поначалу во внимание не принимал. Только когда сунулся в детскую чуть не в уличной одежде, получил ответочку. Я заставил его пойти, принять душ, сменить одежду и обувь, а потом еще и надеть на лицо ватно-марлевую повязку. Прямо сразу вспомнились золотые деньки в «Русском медике»: зашел в операционную без бахил — плати штраф, не стесняйся.

Но ничего, проглотил великий князь выговор и даже, похоже, еще больше зауважал. Добавила доверия и аналитическая записка, которую я обещал подать Сергею Александровичу в Москве. Кое-какие наброски я успел сделать по дороге в столицу — осталось только все причесать, оформить. Выдал все буквально за два дня, после чего, по сути, бездельничал.

Библиотека у товарища Романова спасением не стала. Как собрание антиквариата она, вероятно, хороша, но найти там что-то для развлечения я не смог. На французском не читаю, немецкие книжки, напечатанные готическим шрифтом, годились только в качестве орудия пытки. Немногочисленные издания на русском подходили исключительно для пятого года пребывания на необитаемом острове. А некоторые и для более длительного периода воздержания от печатного слова. Отчаявшись, хотел уже уйти, как вдруг узрел великолепную книгу. «Новейший, самый полный и подробный письмовник, или всеобщий секретарь». Издан в двадцать втором году, но обещал помощь, основанную на переписке Екатерины, Наполеона, Павла, Людовика, ну и всяких принцев, князей, и ученых мужей со стихотворцами в придачу. То, что надо! Хотя есть и более свежие издания, я виделв книжной лавке, но не здесь.

По дороге в отведенную мне комнату встретил Шувалова. Редкая птица, видел его в день приезда, а потом пару раз мельком.

— Здравствуйте. Что это у вас? — спросил он, пожав мне руку.

— Хочу письмо невесте написать. Но таланта к этому не имею. Вот, решил воспользоваться помощью.

— Верните назад, — вынес свой вердикт граф, посмотрев на обложку. — Это для приказчиков и счетоводов. В знак нашей дружбы я помогу вам. Десять минут — и готово. Поверьте, ваша Агнесс