Книга Запретная любовь - Владислав Иванович Авдеев

Через дорогу – контора лесоучастка, рядом дом Сомова, за ним дома остальных «хозяев». Они словно жались друг к другу, отгородившись от бараков со спецпереселенцами полосой нетронутого соснового леса. И то, что бараков не было видно, наполняло душу Марты тревогой, она чувствовала себя так, словно зашла в запретную зону, и наказание неминуемо. Марта передернула плечами, как от озноба, робко постучала и услышала грозное:

– Входи!

Комендант, привалившись спиной к стене, сидел за столом под большим портретом товарища Сталина.

– Здравствуйте!

– Проходи, садись.

Марта пристроилась на краю табурета и затеребила концы белого платка, с тревогой ожидая, что скажет комендант. Каждый поселенец был рад, если о нем забывали, так как обычно вызов к начальству не сулил ничего хорошего. Зачем он вызвал ее? Да еще в такую рань. Марта терялась в догадках.

А Ножигов молчал, внимательно разглядывая девушку. Обыкновенное «немецкое» лицо – за время работы со спецпереселенцами он безошибочно отличал русских от немцев. С первого взгляда, никакой разницы, а приглядишься – у немцев черты лица грубоваты, подстать их языку. Обыкновенная, стройная девичья фигура, тут Ножигов неслышно хмыкнул, после такой работы и еды другой фигуры и не должно быть. Но через несколько лет эта же работа превратит Марту в нечто, мало похожее на женщину. Обыкновенная. Но что-то Гавриил Семенович в ней увидел, то, что невидимо другим.

Отец, когда Ножигов привел Веру Головину познакомить с родителями, после ее ухода, так и сказал:

– Что ты в ней нашел? Обыкновенная девчонка. Зина – красавица, умница, из хорошей семьи – влюблена в тебя по уши, а ты выбрал эту непримечательную, обыкновенную.

– Она тоже из хорошей семьи.

– Согласен. Отец ее умнейший человек. Но Вера самая обыкновенная.

Отцу, видимо, понравилось это слово, и то, каким тоном он его произносил, становилось ясно, он считает его уничижительным. С чем Ножигов, конечно же, не был согласен. Обыкновенная. Однако, именно ее он углядел в многотысячном городе. И никакие уговоры отца не могли переубедить его. Так почему же теперь он пытается помешать Алексееву? У него с ним хорошие, приятельские отношения, да и Марта… Он не может сказать про нее ничего плохого, скромная, работящая девчонка. Почему он должен встать им поперек дороги, нарушить их счастье? Даже Дрюков, и тот не против, если коммунист живет со спецпереселенкой. Но только не Алексеев. Дрюков отлично знает, Фаину посадили за дело, но не хочет этого признавать и распаляет в себе злобу на Алексеева. Если он не выполнит просьбу Дрюкова, то наживет себе врага.

Да и потом, это задание райкома. Так что его вины нет. К тому же он обязан отдать должок Дрюкову, тут уж никуда не денешься.

Молчание коменданта гнетуще действовало на Марту, а тут еще Сталин. Марте казалось, он следит не только за всеми ее движениями, но и читает мысли. Но почему комендант молчит? Зачем вызвал?

– Значит, так.

Марта даже вздрогнула, настолько неожиданно нарушил молчание Ножигов.

– Появились некоторые обстоятельства. И ты поможешь мне кое-что прояснить. Почему ты? Потому что молодая, память у тебя хорошая. Вот тебе ручка, бумага, перечислишь всех, с кем встречалась, вернее, говорила во время следования в данное место, – Ножигов хлопнул ладонью по столу. – Ясно?

– Но прошло столько лет.

– А я тебя не тороплю. Сиди, вспоминай спокойненько. Своих, с Поволжья, не записывай.

– Когда на поезде ехали – тоже?

– Обязательно, – Ножигов встал, подошел к двери. – Если кто меня спросит, скажи, ушел домой. Ясно?

– Ясно.

– Действуй.

Оставшись одна, Марта задумалась. Зачем коменданту это надо? И ему ли? А не навредит ли человеку, если она укажет его имя? С другой стороны, комендант ведь не сказал, чтобы она писала, о чем шел разговор. И все же кого можно упомянуть, а кого нельзя? И не с кем посоветоваться.

А Ножигов сидел за столом, ел оладьи с вареньем, смотрел на суетившуюся, раскрасневшуюся у плиты жену и думал о Головиной Вере. Странные повороты делает судьба, играет с человеком, как ей вздумается, одних одаривает, других обделяет. Тысячу лет назад стоял Ножигов на остановке, ждал свой «10-й» и, от нечего делать, пялился на окна автобусов, на усталые, озабоченные лица и вдруг, в рамке окна, словно с картины, с ранее увиденного им портрета, глянула девушка. Это была Она, о которой думалось и мечталось, и которая, конечно же, должна была обязательно встретиться. Неуверенно поднял руку, приветственно помахал. Девушка улыбнулась, махнула в ответ. Автобус тронулся, некоторое время Ножигов смотрел ему вслед, как он набирает скорость, и запоздало сорвался с места. Автобус он догнал, но водитель дверь не открыл. Однако Ножигов продолжал бежать, надеясь догнать его на следующей остановке, может быть, и догнал бы, но неожиданно споткнулся и распластался на тротуаре…

Сколько дней потом простоял Ножигов на этой остановке, надеясь увидеть незнакомку, но все было напрасно.

А тут коллега отца пригласил всю их семью на дачу, где Ножигова познакомили с красавицей Зиной. Если бы это произошло до встречи с незнакомкой, может, Ножигов и обрадовался бы такому знакомству, но сейчас красота Зины не произвела на него впечатления, не затронула его сердце. Все мысли были о той, мелькнувшей в окне автобуса.

И, о чудо! На первом же вступительном экзамене в институт увидел Ее. Подошел, поздоровался, как со старой знакомой. Девушка удивленно глянула на него, но тут же радостно улыбнулась:

– Здравствуйте! Это вы стояли на остановке и потом догоняли автобус?

– Я.

– А я на следующей остановке вышла. Ждала вас, – девушка сказала просто, без всякого жеманства, и это Ножигову очень понравилось.

– Я споткнулся и упал. Вот даже след остался, – он закатал рукав рубашки, показывая рубец возле локтя. – Так брякнулся. И колено ободрал. Вы на какое отделение?

– Историческое.

– Я тоже.

Так началась их дружба. Девушку звали Головина Вера. Это были самые счастливые дни в его жизни. И как ни упорствовали родители, он все же добился их согласия на женитьбу. Неформально они с Верой уже были мужем и женой. Казалось, впереди их ждет только хорошее. Но перед самой женитьбой арестовали Вериного отца, что-то не то сказал студентам, и это признали как агитацию против Советской власти. На допрос вызывали не только Ножигова, но и отца с матерью, спрашивали одно – как относился к Советской власти Головин? Что говорил? Веру исключили из комсомола и института. Ножигов отделался строгим выговором за потерю бдительности – не разглядел вовремя врага народа. Отец Ножигова был страшно напуган, ждал ареста. Но для их семьи все обошлось, хотя некоторые друзья и знакомые поспешили от них отвернуться.

Ножигов понимал, надо сходить к Вере, поддержать в такие трудные дни. Но страх отца передался и ему.