Книга Ядерный клан - Сергей Иванович Зверев

недели произошел новый бой: более жесткий и кровавый. Арзуманян был уверен, что роту атаковала «старая» банда. На убитых была та же форма, и приемы боя они применяли те же. Два его бойца получили ранения, а банда потеряла семерых. Роту опять трясло начальство: каждое нападение – ЧП, и новоиспеченный ротный, совестливый порядочный парень, доложил, что всеми вопросами обороны и общее командование боем вел старший лейтенант Арзуманян. Но в Махачкалу его больше не приглашали для получения награды. Через два месяца восстановили в должности, перевели почти в райское место, под Дербент, где он тут же влюбил в себя жену начальника районного автохозяйства и опять попал в опалу.

Потом были две военные кампании с Чечней, где его то представляли за боевые заслуги к орденам, то снимали с погон звездочки за недостойное поведение. Тут свое играл закон подлости: отмечали значимые события хором, но попадался он всегда один. Приметный, что ли? Когда совсем ушел в завязку, случилось ЧП иного плана: в его холостяцкую однокомнатную постучалась девушка, почти девочка, девятнадцать лет всего, студентка, с которой он, познакомившись, всего-навсего один раз сходил в кино. Но она постучалась, твердо сказала, что не уйдет отсюда, и он не посмел ей возразить.

Вроде ничего крамольного, но Алла, так ее звали, была дочерью ну очень большого начальника республиканского уровня. И этот начальник сказал: я сотру тебя в порошок, Арзуманян…

Как знать, чем бы окончилась эта история, но как раз в те годы Молодцову выпала сложная командировка на Кавказ. Там-то он и познакомился со стареющим капитаном. Капитан Костю поразил: он не просто знал чеченский, а умел говорить на диалектах многих тукхумов, ориентировался в горах без карт и компаса, стрелял с обеих рук и мог этими же руками ловить форель в ручьях. А еще знал армянский, азербайджанский, грузинский… Словом, в ту командировку Гамлет ему здорово помог, и когда прощались, Молодцов сказал традиционное:

– Дай бог, еще увидимся!

На что капитан честно ответил:

– Это вряд ли. Придется мне, чувствую, снять погоны, Костя! И вообще, ситуация у меня… Уйду со службы – куда податься? Семью ведь кормить надо. Слава богу, жена, Аллочка, меня пока понимает, она замечательный человечек, и дочурка – чудо, но ведь сам же чувствую, что могу перестать быть им опорой. Как жить дальше? То ли с нуля все начинать, то ли в омут с головой…

– Погоди, – сказал ему Молодцов, – не спеши в омут, туда завсегда успеется…

Генерал Филимонов Костю не сразу понял, но все же согласился побеседовать с опальным капитаном и на другой же день после беседы отдал нужный приказ…

Гамлет переехал в Москву, зарегистрировал отношения с чудной женщиной Аллой, получил жилье. Далее произошла несколько комичная ситуация. Отец Аллы попал под начальственные разборки, лишился должности и чуть не лишился свободы. Потерянный и жалкий, приехал по вызову прокуратуры в столицу, а гостиницу, как раньше, ему не предложили, и опальный политик две ночи спал на раскладушке в квартире у Гамлета. Перед отъездом домой пил с зятем коньяк и по-отечески обнимал его за плечи. Даже слезу уронил: «Прости меня, дурака старого!» Теперь одаривает внучку подарками и считает Гамлета сыном. А с Аллой у Гамлета если и возникают споры, то только в одном: жена еще ребенка хочет, а Гамлет кричит в ответ: «Ты с ума сошла, я ведь старик, мне почти сорок!» Супруга в ответ лишь смеется: «Ты фору и двадцатилетнему дашь»…

Сейчас они сидели в кафешке, и Косте казалось, что его друг выглядит моложе, чем в первую их встречу. Веселые глаза, на лбу морщин поубавилось.

– Дай два дня, – сказал он. – Двух дней вполне хватит, чтобы разобраться с вопросом.

– Да, на больше, Гамлет, у нас с тобой времени нет…

Арзуманян выслушал нужную фамилию, адрес, ничего не записывая. Минуту рассматривал фотографии, одну забрал себе, остальные возвратил. Фотографии были взяты из солдатских дембельских альбомов.

– Зачем тебе этот снимок? – спросил Костя. – Он групповой, на нем человек десять, может быть, отделение, лица бойцов мелкие, трудно различить какие-то детали.

– Смотри, – ответил Гамлет, – вот наш рядовой Муса Забайраев, а через одного справа – я! То бишь, как будто это я. Вах, разве не похож, да?

Молодцов вгляделся в фотографию. И вправду, в солдате, на которого указал майор, что-то есть от Гамлета: нос, овал лица, рост.

– Как же ты сразу ухватил сходство! Думаешь на этом сыграть?

– Черт его знает, Костя, на чем сыграть придется, может, и роль сослуживца пригодится. Ты знаешь фамилию моего двойника?

– Да, на обороте фотографии они все переписаны, справа налево. Который похож на тебя, – Молодцов вгляделся в надпись, – Сергей Мнацакян.

– Прекрасно! – самодовольно усмехнулся Гамлет. – Побуду Мнацакяном. Надеюсь, из земляков Забайраева в роте больше никого не было?

– Не было, – ответил Молодцов. – Это проверено.

– Ладно, пьем компот и прощаемся. Значит, на все про все у меня два дня.

– Да, два дня. Встречаемся в четверг тут же, в шестнадцать ноль-ноль…

11

Эти два дня ушли у Молодцова на то, что называется сбором информации. Допросы членов банды умершего Дешериева пока ничего не давали. Удалось лишь узнать, что большую группу молодежи готовили к отъезду в Ирак. Кроме Дешериева молодые боевики ни с кем дела не имели. Лишь за пару дней до нападения на военный городок в их спортивном лагере появился Хромой – так его все звали. Хромой ничего не говорил, просто наблюдал вместе с Учителем за их занятиями. Дешериев же сказал, что этот человек – герой Ичкерии, был другом самого Дудаева и теперь отбирает для себя лучших из лучших. Ему нужен отряд для очень важного дела.

Что за важное дело, кто такой Учитель – члены банды не знали или категорически не хотели озвучивать. Учитель – и все. Он говорил с ними об исламе, об истории, о том, по каким правилам надо жить истинному мусульманину.

По просьбе Молодцова, в «конторе» в Москве и на Кавказе стали рыться в бумагах, опрашивать старых специалистов по Дудаеву, президенту Ичкерии. В его окружении Хромого не было.

Но зато товарищи выудили для Кости кое-что интересное. В девяносто четвертом году в Урус-Мартановском районе режим Дудаева казнил более двухсот оппозиционеров, которых поддерживала Москва. Так жестко он к тому времени еще не поступал. Власти России молча проглотили эту пилюлю, даже в СМИ об этом было сказано лишь мельком. В том же году Дудаев провел в Грозном Общенациональный съезд, на котором была объявлена «священная война» России