Книга Братья Хоторны - Дженнифер Линн Барнс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За последние три года Грэйсон и Джеймсон выбирали разные формы боевого искусства для развития. «Конечно, Старик заставит Джеймсона драться со мной».
– А на следующий день, – пробормотал Грэйсон, – на мой день рождения, он заставит меня драться с ним.
Это ужасно – посвятить чему-то целый год, а потом проиграть.
– Только не щади меня, ладно? – Лицо Джеймсона приняло решительное выражение.
«Старик сразу же поймет».
– Ладно.
Джеймсон прищурился.
– Обещаешь?
Грэйсон провел большим пальцем вдоль лица, от линии роста волос до подбородка.
– Обещаю.
Такое обещание нельзя забрать назад – оно их, и только их.
Джеймсон выдохнул.
– Какое у тебя твое задание на этот год? Что ты должен создать?
Сердце Грэйсона забилось быстрее. Через два дня ему придется показать, насколько за прошедшие двенадцать месяцев он преуспел в развитии своего таланта, и предъявить дедушке выполненное задание.
– Хайку.
Джеймсон наморщил лоб.
– Что?
– Стихотворение. – Грэйсон опустил глаза. – Хайку – это жанр японской поэзии, где каждый стих состоит из трех строк, семнадцати слогов, которые, в свою очередь, делятся на пять в первой и последней строке и семь в средней.
Это определение въелось в его память.
– Семнадцать слогов? – возмутился Джеймсон. – Ты издеваешься? И все?
– Они должны быть идеальными. – Грэйсон заставил себя встретиться взглядом с братом. – Так сказал Старик. У меня нет права на ошибку. Когда у тебя всего три строки, каждое слово должно быть правильным, стоять на своем месте. – Он тяжело сглотнул. – Стих должен быть красивым. Он должен что-то означать. Должен ранить.
– Ранить? – Джеймсон нахмурился.
Рука Грэйсона опустилась в карман, обхватила медальон.
– Когда слова истинны, когда это правильные слова, когда то, что ты говоришь, имеет значение, когда это красиво, совершенно и искренне – это причиняет боль.
Грэйсон достал из кармана медальон и протянул брату.
Джеймсон внимательно осмотрел его.
– Тебе нужно было выгравировать слова самому?
Грэйсон покачал головой.
– Сначала мне нужно было убедиться, что они идеальны. – Он забрал медальон у Джеймсона. – А что насчет тебя? Какое задание получил ты?
– Карточный домик, – ответил Джеймсон с убийственным выражением лица. – Мне пришлось использовать пятьсот карт. Без клея. Вообще без каких бы то ни было связующих материалов. Только карты.
Джеймсон исчез в окне домика на дереве. Грэйсон слышал, как он перемещался по одной из башен, а потом вернулся с навороченным фотоаппаратом.
– Я должен был делать снимки каждый раз, когда все шло хорошо, и каждый раз, когда у меня не получалось.
Семь лет. Пятьсот карт. Грэйсон готов поспорить, что неудач у Джеймсона случилось много. Он протянул руку за фотоаппаратом, и, к его удивлению, брат отдал его. Грэйсон принялся листать фотографии. Сначала Джеймсон пытался строить высокие башни, потом широкие.
За каждым снимком, на котором появлялось что-то прекрасное, шел снимок пола, усыпанного картами. И так очень много раз. Сотни фотографий.
Грэйсон добрался до последнего снимка. Джеймсон построил замок в виде буквы L, высотой в пять этажей, водрузив его вплотную к стенам одной из своих комнат.
– Когда ты закончил? – спросил Грэйсон, не отрывая глаз от последней фотографии.
– Прошлым вечером, – ответил Джеймсон. – Я сделал прорези в полу.
Никаких связующих веществ. Только карты. Но ведь комнату использовать не запрещено? Грэйсон понимал, что все это весьма сомнительно, – и все же!
– Ты сделал прорези в деревянном полу? – переспросил он в благоговейном ужасе.
Старик обожал дом Хоторнов: каждую половицу, каждый светильник, каждую деталь.
– И в стенах, – добавил Джеймсон без капли раскаяния, скрестив руки на груди. – Ты уже решил, что сделаешь с десятью тысячами долларов этого года?
Вкладывай.
– Да, – ответил Грэйсон брату, – а ты?
Джеймсон кивнул. По правилам игры они не должны обсуждать свой выбор.
– Похоже, остается только решить, какой талант мы выберем для развития в следующем году. Я тут подумал… – Джеймсон принял боевую стойку и рубанул руками по воздуху. – Ножевой бой!
Грэйсон посмотрел на камеру. Он подумал о снимках, которые сделал Джеймсон – удачи и промахи, – и его так и подмывало переместить на них фокус, а еще лучше – поймать в кадре карты в момент их падения.
– Фотография.
– Ни за что! – тут же отозвался Джеймсон. – Я в жизни больше не сделаю ни одного снимка!
Грэйсон так и не опускал камеру.
– Делай что хочешь, Джейми. Никто не говорил, чтобы мы выбирали одно и то же.
– Ну и отлично! – объявил Джеймсон. – Тогда я выбираю альпинизм.
Он снова запрыгнул на подоконник.
– Потому что, в отличие от некоторых в этом домике, я не боюсь упасть!
Глава 12
Джеймсон
На этот раз место встречи назначал Джеймсон. Эйвери, стоя рядом с ним, осматривалась: средневековый склеп размером с бальный зал – жуткое, но изысканное подземелье, скрытое от остального мира.
– Ты ведь его арендовал на мальчишник Нэша? – догадалась Эйвери.
Прежде чем Джеймсон успел ответить, из дверного проема вышел Иен и нарочито медленно обвел взглядом похожее на пещеру помещение: колонны из темного камня, устремляющиеся ввысь, к сводчатому каменному потолку, витражи, пропускающие лишь малое количество света из мира наверху.
– Интересное место для встречи.
Джеймсон повел плечом.
– Иногда я впадаю в крайности.
– Хм! – Иен издал какой-то неопределенный звук, а потом взглянул на Эйвери. – И вижу, ты не один.
Эйвери пронзила его взглядом.
– Джеймсон мне все рассказал.
– В самом деле? – Губы Иена изогнулись.
Джеймсон ответил ему точно такой же улыбкой.
– Две головы лучше, чем одна. Расскажите нам про Вантидж.
– Что вы хотите знать? Это не замок, совершенно точно. – Последние два слова только утяжелили предложение. – Он расположен высоко на перешейке в Шотландии, с видом на море. Семья моей матери владела им очень долгое время.
В Америке «очень долгое время» могло означать лет сорок. Но в Британии? Наверняка они подразумевали столетия, многие столетия.
– Когда я был ребенком, мы ездили туда на лето, – продолжал Иен. – Вантидж всегда был для меня домом, в отличие от владений моего отца.
– Кто «мы»? – уточнила Эйвери.
– У меня есть два брата, – ответил Иен. – Оба старше меня, и оба не имеют совершенно никакого отношения ко всей этой истории.
– К какой истории? – подхватил Джеймсон.
– К той, – довольно эмоционально ответил Иен, – которую сейчас пишем ты и я! И Эйвери, конечно.
«Я не называл ему ее имя». Однако Джеймсон не удивился, что Иену известно, кто такая Эйвери. Весь мир знал о наследнице состояния Хоторнов.
– Вернемся к нашей истории, – сказал Джеймсон. – Значит, вы поставили на кон не-замок-совершенно-точно своей матери?
– В свою