Книга Манас великодушный - Семен Израилевич Липкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Манас, — рассуждали они, — взял нас под свое крыло, но тень от этого крыла уже ложится на землю Китая. Не лучше ли нам уйти в свои гнезда, чтобы не вызвать гнева китайских властителей?»
И в то время как сердце Манаса жаждало боя, старейшины, трепеща перед ханами из дома Чингиза, не давали своего согласия на поход, и ничего не мог поделать Манас, ибо каждый воин был послушен слову старейшины своего рода.
Дважды весна молодила землю, дважды всходила трава и наливались жиром боевые кони, а на третью весну не стерпела душа Манаса, и порешил он ее потешить если не битвой, так охотой. Созвал он своих сорок сверстников-богатырей и сказал:
— Стрелы наши заржавели, кони зажирели. Сердце моего сердца, сорок богатырей! Пусть словом, которое произнесут наши уста, будет клич боя. Если нет сражения, поедем на охоту. Пусть эта охота надолго станет предметом рассказов, пусть ее добычей будут олени с шестьюдесятью разветвлениями на рогах. Давайте снова поспим в одеждах войны, не разувая ног. Давайте снова станем суровыми, снова насладимся пищей из походных казанов, снова полюбим не красоту девиц, а красоту горных лесов и крутых обрывов, на краю которых замирает душа!
Давно уже сорок богатырей ждали от своего вождя таких слов, и с песней охоты и кличем «Манас!» отправились они стрелять кабанов и ловить оленей.
Как видно, джигиты, увлекшись охотой, забрались далеко от стоянки, ибо прошел месяц, а они не возвращались. Встревоженный их долгой отлучкой, Джакып отправился на поиски сына. Внезапно преградили ему путь одиннадцать воинов из Железной Столицы, таких могучих и грозных, что Джакып затрепетал. Начальник воинов, не сказав слова приветствуя, крикнул:
— Где юрта Манаса? Укажи нам к ней тропу!
Джакып скрыл свою тревогу и ответил с достоинством:
— Будь вежлив, ибо ты молод, а моя голова убелена возрастом. Для чего тебе понадобился Манас?
Начальник воинов злобно расхохотался:
— Если ты стар, почему же ты сразу не понял, что мы не простые воины, а посланцы великого хана ханов Эсена, повелителя сорокадержавного Китая! Дошло до ушей хана ханов, что какой-то мальчишка из народа киргизов, по имени Манас, непомерно дерзок, и соизволил хан ханов приказать нам, чтобы мы отправились и схватили Манаса и привезли его в Железную Столицу. А если вы, белоколпачные киргизы, будете противиться, то пошлет на вас хан ханов большое войско и уничтожит вас.
— Слушаю и повинуюсь, — сказал Джакып. — Юрта Манаса вон там. — И он показал в противоположную сторону.
С тревогой в сердце вернулся Джакып домой и вошел в юрту брата своего, Бая.
— Страшен вид этих одиннадцати, — заключил свой рассказ Джакып. — Давай купим за сто баранов сына другого человека и отдадим его ханским дружинникам, сказав, что это Манас.
Уловка Джакыпа не понравилась Баю. Он возразил так:
— Эти твои слова неразумны. Каждому дорог его сын, как тебе — Манас. Какой отец продаст своего сына за сто, за тысячу, за десять тысяч баранов? Неужели ты думаешь, что Манас, который обратил в бегство Джолоя и победил Железного Стрелка, убоится одиннадцати посланцев хана ханов?
Вдруг старики услышали топот коней. Они вышли из юрты и увидели воинов из Железной Столицы.
— А, вот он, обманщик, указавший нам ложную дорогу! — крикнул начальник отряда. — Вяжите этого старого лжеца!
Четверо ханских воинов с путами в руках бросились к Джакыпу. Но в это время на вершине холма появились во главе с Манасом сорок охотников. Над головами их коней возвышалась добыча — олени с шестьюдесятью разветвлениями на рогах.
Увидав, что ханские воины вяжут престарелого Джакыпа на пороге его юрты, Манас побледнел от ярости, обнажил меч и, ринувшись на своем Светлосаврасом, обезглавил на скаку всех одиннадцать чужеземцев.
Эта расправа с посланцами хана ханов Эсена еще больше увеличила тревогу Джакыпа. Он порешил созвать сход старейшин. На сход пришел и Манас со своими сорока богатырями. Джакып обратился к сходу с такой речью:
— Старая мудрость гласит: «Как бы лиса ни хитрила, она в конце концов попадет в капкан». Так и мы, киргизы: как бы мы ни старались, а в конце концов дом Чингиза уничтожит нас. Мы навлекли на себя гнев великого повелителя Китая. Полчища сорока ханов многочисленны, как муравьи. Они сметут нас с лица земли. Тыргауты, на земле которых мы живем, ненавидят нас. Их повелитель Джолой затаил против Манаса месть. Не лучше ли нам покинуть Алтай и перекочевать в Туркестан, подальше от глаз Джолоя, от гнева хана ханов? Говорят, что правители Туркестана не так жестоки, как Джолой, и, когда мы придем к ним с миром и данью, они примут нас под свою руку.
Эти слова Джакыпа многие старейшины встретили с одобрением. Тогда с места поднялся Манас и сказал:
— Есть и такая старинная мудрость: «Бояться саранчи — не сеять хлеба». Чего боитесь вы? Смерти? Но если ты вспыхнул — сгоришь, если родился — умрешь. Пока мы в силах охранять наше добро, наших женщин и детей, пока сохранились в нашем народе удаль и мощь, мы будем твердо стоять на земле. Слушайте, седобородые мужи! Разве ханы из дома Чингиза не рассеяли наш народ, разве не отняли они у нас нашу родину — Небесные Горы? Разве не вкусили мы от Чингизова дома горя в преизбытке? Разве может он причинить нам нечто худшее, чем рассеяние народа и неволя? Вы скажете мне: худшее — смерть. Но разве не позор покинуть землю, на которой родился, только для того, чтобы спасти жизнь? Знайте же: никуда мы не уйдем с Алтая!
Голос Манаса был подобен рычанию льва, и мужи совета увидели, что мудрость его велика, а сила его беспредельна, и устыдились своей слабости.
Заметив это, Манас воскликнул:
— Я согласен оставить Алтай, но не как беглец, а как победитель. Я согласен переселиться в Туркестан, но не с миром и данью, а с войной и гневом. Туркестан — земля наших отцов. И поныне там живут наши сородичи в неволе у сорока ханов из дома Чингиза. Алтай, чью воду мы пьем, чью соль мы едим, расположен на краю света. Его земля — земля нашего изгнания. А Туркестан находится в сердцевине мира, и земля его плодоносна, а вода его ласкова, как материнская ладонь. Я хочу повести вас в поход на чужеземных владык Туркестана, я хочу помериться с ними силою, я хочу, чтобы мы вошли в пределы нашей родины не