Книга Что было пороками, стало нравами - Сергей Исаевич Голод

Гельмана: «<...> половое сближение — естественная потребность; но проявление ее находится в очень трудном положении ввиду наличия моральных препятствий, или, проще, незрелости нашего понятия по отношению к половому вопросу. На этой почве (надеюсь, поймете) в большинстве случаев происходят разные венерические болезни. И если мы считаем половые сношения естественной потребностью, и кроме всего это — закон природы, <...> если для последствий полового совокупления у нас устроены так называемые родильные дома, так почему же не устроить, наоборот, дома совокупления (под этим не нужно понимать “дом терпимости”),положение которого таково: вкратце, желающий удовлетворить свою потребность приходит, записывается, осматривается тщательно врачом и т. д.» (Гельман 1923:116). Скорее всего, молодой человек ратует за легитимизацию «промискуитета», подконтрольного исключительно врачебном)7 надзору.

Вскрытые эмпирические закономерности в той или иной мере были обусловлены экономическими, социальными и нравственными преобразованиями в стране: восстановлением промышленного производства, вовлечением женщин в профессиональную деятельность, провозглашением равных общественных прав независимо от пола, трансформацией семейных моделей. Причем исследователями фактически не ставился вопрос о степени адекватности отражения этих преобразований в сексуальном поведении, поскольку для этого требовался более высокий социологический уровень анализа.

Особый интерес представляют ответы касательно адюльтера (прелюбодеяния) и его моральные оценки. По Голосовкеру, возможность этой практики оправдывали около половины студенток, а реально в параллельных нелегитимных связях состояла каждая третья женщина (см.: Голосовкер 1925: 20). Бараш свидетельствует: 50% из числа опрошенных рабочих-металлистов и машиностроителей имели такого рода отношения (см.: Бараш 1925: 145). Гуревичем была предпринята попытка построения типологии мотивов вовлечения в прелюбодеяние. Для мужчин наиболее значимыми оказались «разлука с женой» (38%), «увлечение» (25%) и «неудовлетворенность семейной жизнью» (14%); для женщин — «разлука с мужем» (38%), «неудовлетворенность семейной жизнью» (21%) и «неудовлетворенность половыми отношениями с супругом» (17%) (см.: Гуревич, Гроссер 1930: 247). Последний мотив занимал существенное место и в ответах респонденток Ласса, а именно: на него указало 66% женщин (см.: Ласс 1928: 147). В прежние годы такого уровня откровения трудно себе даже представить.

Не обошли вниманием исследователи еще два вида практик. Я имею в виду мастурбацию и гомосексуализм. Всего лишь несколько штрихов. По Гельману, мастурбировали около 53% мужчин и 15% женщин, тогда как среди студентов Московского университета — 74% (см.: Членов 1907), а среди слушательниц высших женских курсов — 52% (1914). Молодые люди назвали следующие факторы, содействовавшие проявлению этой сексуальной практики: во-первых, «внутренние побуждения», в частности, студенты Московского университета — 58%, слушатели Коммунистического университета — 44%, слушательницы того же университета — 42%; во-вторых, «влияние товарищей (подруг)» соответственно 33%, 37%, 35% и, в-третьих, «влияние литературы»: 8%, 11%, 15%. На протяжении первой четверти XX века соотношение мужских и женских «признаний» остается неизменным (см.: Гельман 1923: 29, 36). Насколько достоверны такого рода сведения, я покажу в дальнейшем.

Что касается гомосексуальности, то, согласно свидетельству М. М. Рубинштейна, в юности (13—15 лет) гомогенная идентификация фиксируется у 1,6% мальчиков и 4,5% девочек (см.: Рубинштейн 1928: 75). В силу скудости исходных данных, приведу уникальную для первых десятилетий запись, сделанную в вопроснике Гельмана. При сопоставлении с наблюдениями Ип. Тарновского этот материал показывает малую «продвинутость» современников в понимании этиологии и психологии трибадизма.

Итак, слушательница университета из крестьянской семьи, 23-х лет. Первые сексуальные ощущения появились у нее на 18-м году — самопроизвольно. Онанизмом не занималась. Менструации начались с 17 лет и вызвали страх и стыд. В 20 лет вступила в дебютный сексуальный контакт с мужем. В браке состояла шесть месяцев, развелась, так как сексуальные сношения ей были отвратительны. После развода относится к мужчинам как к товарищам, но не видит в них сексуальных партнеров. На 22-м году жизни смутно почувствовала душевную, психологическую и сексуальную нужду в женщине. С тех пор ее половая жизнь вошла в новую колею. Теперь сексуальность воспринимается ею как потребность, стала доставлять неведомое доселе эротическое удовольствие. Интервьюируемая контактирует с женщинами, сознавая себя при этом бучем{14}. Соответственно, подруги увлекаются ею, любят и ревнуют, чувствуя себя к исповедующейся женщинами. Гомосексуальные отношения, по ее признанию, играют в жизни, после общественной работы, главную роль. Заканчивается исповедь так: хочу быть мужчиной. Жду с нетерпением того времени, когда открытия науки приведут к возможности кастрации и прививке мужских органов (см.: Гельман 1923: 120). Откровенное изложение респонденткой истории своей сексуальной идентичности вне клиники указывает на готовность, по меньшей мере, части гомосексуалов к диалогу с обществом.

Представленный эмпирический материал свидетельствует скорее о радикальном кризисе традиционных норм и ценностей, нежели о выраженном становлении новых. Нелегитимные сексуальные связи, нет сомнения, перестали быть маскулинной «привилегией». Обращает на себя внимание то, что многовековая партнерша мужчины — «проститутка» — стала интенсивно вытесняться «знакомой». Отношения с последней, во-первых, принципиально исключали куплю-продажу тела и, во-вторых, оказывались не столь духовно и эмоционально отчуждены, хотя в их основе по-прежнему лежало психофизиологическое влечение (стремление к релаксации) чаще с обеих сторон. Одновременно небольшое, но заметно возрастающее число респондентов, интенсифицируя эмоциональные сопереживания, начинали сексуальную практику если не с женою, то с невестою или сожительницей. Сексуальная жизнь женщин-студенток конструировалась ими по преимуществу таким образом, что ее в значительной мере можно было отождествить с браком или самоценным экспрессивным переживанием. Наряду с этим около пятой доли связей возникло у студенток скорее ради снятия эмоционально-психологического стресса. Оба пола стали допускать возможность и адюльтера. Просматривается тенденция автономизации сексуальности и брачности. Налицо весьма пестрая картина нравов, в которой можно увидеть и поиски глубокого человеческого счастья, и метания, и манифестируемую безликость. Много было наносного, чужеродного, но пробивало дорогу главное — осуществлялся переход от двойной к единой сексуальной морали. Ее формирование шло трудным путем. С одной стороны, свобода сексуального выбора распространилась на оба пола, что само по себе глубоко символично, с другой — женщины усваивали традиционные «мужские» стандарты. Карикатурность стремления представительниц прекрасной части человечества добиться экспрессивной эмансипации копированием худших патриархальных образцов была несомненна. Такой «эмансипирован ный стиль» поведения мог бы стать шагом к утрате гендерной специфики, эмоциональному «трансвестизму», торжеству однополовости.

Хотя трудно, да, пожалуй, и вовсе невозможно провести систематическое сравнение полученных в двадцатых годах XX века результатов с данными опросов начала века, всё же совсем проигнорировать эту процедуру было бы неверно. Отметим следующее. Уровень вовлеченности мужчин в нелегитимные сексуальные отношения остался в целом неизменным, тогда как у женщин - возрос в 4—5 раз. Фиксируется снижение возрастной границы дебютных сексуальных контактов, соответственно видоизменяется шкала мотивов, в