Книга Милалика - Владарг Дельсат

Ста… ученица Ершова, четвёртый «А», — представляюсь я, загоняя его в ступор. — В этой школе нахожусь впервые. Разрешите спросить: кому надо представляться и где этот класс находится?

— Охренеть, — совершенно искренне выдаёт офицер. — Вольно, следуйте за мной.

И куда-то меня ведёт за собой, я и иду, мне-то что? Подпола я, конечно, озадачила по самое не могу, но оно-то и неплохо — есть шанс, что станет союзником, союзники мне здесь нужны. И потом военный — это привычно, а привычно — это хорошо. Может, в училище пролезу… Они уже появились, интересно? Ладно, не в этом сейчас дело. А, вот куда он меня привёл! Ну, логично.

— Здравствуйте, товарищи, — здоровается военный, оставив меня у дверей.

— Ребёнка зачем привели? — интересуется какая-то пожилая учительница, с улыбкой взглянув на меня. — Не похожа на хулиганку.

— Новенькая, не знает, ни к кому обращаться, ни куда идти, — коротко объясняет подпол. — Четвёртый «А».

— Моя, значит, — кивает именно эта пожилая учительница. — Ты как сюда попала, девочка?

— Родителей убили, меня — в детдом, — коротко отвечаю я.

Знаю я таких тётенек, они очень опасные, главное, театр раскусывают с ходу, поэтому сейчас я не играю. Говорю кратко, по существу, стараясь даже интонациями из образа не выделяться. Учительница оценивает мой внешний вид, вздыхает. Всё она отлично понимает, только оценивает неверно. А, кстати, кто по званию тут старше — эта учительница или подпол?

— Пойдём, Мила, — кивает мне моя новая учительница. Значит, это была проверка? Или ей просто всё равно.

— Товарищ подполковник, разрешите идти? — играю я привычный театр, шокируя всех учителей скопом.

— Идите, — ошарашенно кивает военный.

Зачем я это сделала? Всё просто — я им запомнилась. Причём тут психология — они считают, что я привыкла к военным, а это значит, что рано или поздно сослуживцы родителя или родителей меня найдут и заберут. То есть при моём резком исчезновении никто не всполошится. Жаль, агентурную разведку нам не давали, как бы она сейчас пригодилась…

Глава шестая

Главное, не забывать, что это дети, а не стая волков, хотя ощущение именно такое — сверлящие меня тридцать пар глаз. В них и злость, и интерес, и равнодушие пока… Очень милые дети, конечно, но мне здесь учиться, поэтому я многообещающе оскаливаюсь. Кто-то понимает, кто-то — нет, кто-то отводит взгляд. Понятно, мажоров нет, лидера класса я определила, а девчонки — аморфная масса, что для начальной школы норма. Ну и хорошо. Проверки, конечно, будут, и не одна, но первый раунд за мной — не овца в класс пришла.

— Мила Ершова будет учиться с вами, — сообщает Рогнеда Николаевна, так зовут пожилую учительницу.

— Здравствуйте, — ровным голосом здороваюсь я.

— Садись, где тебе удобно, — говорит она мне.

Это тоже проверка — от того, где я сяду, будет зависеть её ко мне отношение. Итак, первые парты — для ботаников, последние — для хулиганов. Идеально было бы сесть в центре, но для моих планов это неудобно, потому сажусь у двери на первой пустой парте. Вообще-то, интересно, почему она пустая, но это неважно. Ибо за попытку нагадить бить я буду лидера, а он сам потом автора найдёт.

Рогнеда Николаевна удовлетворённо кивает. Для неё важна именно первая парта, а всё остальное она просто не считает важным. А вот кивнув, она начинает урок. Это математика, что само по себе тяжёлое испытание, потому что надо не выдать того факта, что я, вообще-то, могу и курс средней школы сдать, мне несложно. Не идеально, потому как есть позабывшиеся вещи, но могу.

— Две трети отрезка составляют восемнадцать дециметров, — диктует нам Рогнеда Николаевна. — Чему равен весь отрезок?

Интересно, кому-нибудь в жизни эти дециметры понадобились? Я не помню ни одного случая, чтобы где-то их использовала. Да ещё и задача легко решается в уме, впрочем, как и все задачи четвёртого класса. Сначала записываю ответ, потом спохватываюсь — и пишу решение. Интересно, что учительница не спрашивает, а просто подходит и заглядывает в тетрадки.

— В уме решила, — делает она простой вывод, на что я киваю. — Интересно, но молодец.

И идёт дальше, я же от нечего делать задумываюсь. Значит так: военрук слегка офигел, поэтому попытается хоть что-то разузнать о сиротке. Или не попытается, зависит от степени его интереса. Рогнеда Николаевна умненькой девочкой заинтересуется, потому что устный счёт в четвёртом классе — часто нонсенс. То есть тут есть вероятность олимпиад, а в случае победы — плюшки лично для неё. Физрука мы ещё очаруем, а есть ли тут уроки труда, я не помню.

На месте военрука я бы меня испытала, но возможностей у него немного, поэтому вариант только один — калаш. И вот тут есть нюанс, который мне позволит сильно выделиться, а там, глядишь, выделиться захочет и военрук, то есть будут какие-то поездки, возможно и в вэ-чэ, а в воинской части, если места знать, много чего свинтить можно. Ну и, ведомый выгодой, он может и под опеку взять, а это уже победа.

То есть начала я, в целом, положительно, а там посмотрим. Зависит от того, у кого как свербит. Если у военного свербит сильно, то автомат он мне сегодня подложит, если нет, то… прогнозирование недоступно. Рогнеда, в свою очередь, точно попробует выяснить, вундеркинд я или имеет место системное образование. Вундеркинд — это плохо, значит, изображаем системное образование.

Следующий урок у нас английский. Учитывая год и дыру, сейчас будет выступление Алисы из хорошо известного всем фильма, потому что языком вероятного противника я владею свободно, это вообще-то норма, учитывая, из какой части я сюда провалилась. Другой вопрос — как детская память вместила все мои знания? С точки зрения «почти врача», это мало реалистично, детский мозг — это детский мозг, но вот получается, знания сохранились. Или тут загадка какая, или ведьмы — народ хитрый.

Звенит звонок, и класс погружается в тонкости произношения того, что читать необязательно вообще. Я умираю от скуки, но меня не спрашивают. Почерк у меня, кстати, получше, чем был раньше, хоть что-то хорошо. Одноклассники ко мне только приглядываются, но пока не дёргаются, я инициативы тоже не проявляю, мало ли. В данном случае первый шаг должен совершить противник и раскрыться, а мы его — в мягкое брюшко.

После