Книга Непрощенные - Владимир Кельт

руку гремел орган, слышалась песнь всеблагой молитвы — искаженной, оскверненной именем Дьявола. Оттуда же из приоткрытой двери тонкой линией падал на пол мягкий золотистый свет.

Крадучись, мы подошли к массивной двери, что вела в зал для богослужения. Я подал знак отряду остановиться. Аккуратно, стараясь себя не выдать, заглянул в щель и тут же отпрянул. Ряды лавок тянулись к алтарю, где в молитве сложила руки высеченная из белого мрамора дева Мария, и почти каждую лавку занимал бездушный. Их много. Слишком много. Простые горожане, торговцы, крестьяне, стражники, вояки… На первый взгляд — сидят обычные люди, слушают проповедь, молятся. Да только не люди они больше. Пустые оболочки, коими управляет рожденная Семенем жажда крови.

По выражению моего лица братья все поняли. Гюго хлебнул из бурдюка и с сожалением отшвырнул в сторону — пуст. Секунда, другая… Мы кинулись в атаку на третьей.

Я сходу ударил бездушного ногой в грудь. Тот отлетел, проехав спиной по мраморному полу. Михаэль крутанулся, вмиг подскочил к нему и снес голову с плеч. Твари переполошились, со злобным шипением повставали с лавок и бросились на нас. Я отскочил в сторону, пропустив бегущего на меня стражника. Его встретил Витор ударом своего меча. Тогда я кинулся вперед. Рубил и кромсал, клинок входил в мертвую плоть, как в масло, а затем рисовал в воздухе узор и отрубал головы.

Толстяк Гюго оказался на удивление проворным, да и рука у него тяжелая. Он прямым ударом в нос сшиб бездушного, а затем запрыгнул на него сверху и принялся кромсать изогнутым ножом. Удары резкие, хирургически точные.

— Голову ему руби! — проорал Витор.

Гюго схватил богато разодетого мужика за патлы, и принялся ножом резать шею. Я ринулся к Гюго довершить дело, мимоходом насадив на меч брызжущую слюной женщину.

Выставив перед собою крест, Николас читал молитву. От креста на пять шагов расходилось белое свечение, в котором бездушные вязли, словно мухи в сиропе. Они останавливались, дико скалились гнилыми зубами, шипели и визжали, но не могли добраться до экзорциста. Михаэль сполна воспользовался оказией и собрал кровавую жатву, держась поближе к Николасу. Бездушных становилось все меньше, добить остальных — дело нехитрое.

Однако порадоваться благополучному исходу я не успел. Из-за притвора выбежал священник в украшенной золотом белой рясе. На его лице пульсировали алые светящиеся прожилки, рот и подбородок были перемазаны кровью. Священник упал перед алтарем на колени, растопырив руки, и со злобной гримасой завопил. От этого вопля заложило уши, виски пронзила боль. Я зажмурился, меня словно ударило в грудь тараном.

Вопль стих, на смену ему пришел топот десятков ног, что слышался из ведущего к молельному залу коридора. В тот же миг из глаз статуи девы Марии потекли кровавые слезы, оставляя алые дорожки на белоснежном мраморе, похожие на следы Семени.

— Он призвал бездушных, и, возможно, питает их силой, — сказал Николас. — Если убьем церковника, тогда ослабим остальных.

Первым с места сорвался Витор. С боевым кличем клирик кинулся к священнику, но тот выставил вперед руки и невидимым потоком отшвырнул Витора к стене. Клирик рухнул, зацепившись за лавку, глухо застонал. Я кивнул Николасу. Экзорцист снова взялся за крест, по вискам стекали капли пота, губы шептали молитву. Крест вспыхнул белым свечением, после чего экзорцист сделал неуверенный шаг навстречу дьяволовой твари. Шел Николас так, словно боролся с ураганом. Я тут же встал рядом и всей кожей почувствовал защитный барьер священника.

Священник резко махнул рукой, направив на нас свою силу, но на этот раз ничего не произошло, мы продолжали идти к цели. И когда свечение коснулось твари, когда та зашипела, брызжа кровавой пеной изо рта, я собрал все силы и вложил в прыжок, преодолевая защиту. Ударом меча разрубил священника от плеча до грудины. Рывком вытянул клинок и снес твари голову.

Дверь в зал вышибла толпа. Бездушные ринулись внутрь серой шипящей массой, на сей раз среди них были монахи. Мечом и болью их встретили церберы-клирики, с криком в бой ринулся Гюго, размахивая своим острым, точно скальпель, ножом. В пылу схватки я не сразу понял, что все кончено, что больше нет пищи для моего меча. Я стоял, тяжело дыша, с клинка стекала густая, почти черная кровь.

Уставшие, залитые кровью Михаэль и Витор, всматривались во мрак коридора. Промокший от пота Гюго тяжело опустился на лавку. Потянулся было за бурдюком, но тут же выругался, вспомнив, что тот давно опустел.

Однако дьяволовы твари не дали нам легкой победы. Николас стоял, зажав рукой рану на шее, откуда обильно текла кровь. У его ног лежал обезглавленный мальчик лет семи.

Гюго тут же кинулся к экзорцисту.

— Сейчас, брат Николас, сейчас все сделаем! Я перевяжу рану, все наладится!

Я жестом остановил Гюго, пристально посмотрел на Николаса.

— Я не смог, Арон, — прохрипел экзорцист, глянув на труп мальчика. — Не смог. Он же еще ребенок… — экзорцист закашлялся. — А он… Он со спины накинулся, вцепился в шею.

Тогда я подошел к Николасу и отнял его руку от раны. По его шее уже расползлись алые светящиеся прожилки.

— Проклятье… — зажмурился я. А когда открыл глаза, на меня смотрел не Николас.

— Ты найдеш-ш-ш-шь, Арон, — зашипел голосом экзорциста человек в черном. — Там, за алтарем. Там есть потайная комната…

Шипение оборвалось, на меня снова смотрел Николас.

— Я чую Сферу, Арон. Она где-то рядом, — сказал он.

— Сможешь нас провести?

— Нет, — покачал головой Николас. — Семя… оно расползается по телу слишком быстро, а я… Я хочу умереть человеком, Арон. Не хочу становиться дьяволовой марионеткой.

С этими словами Николас опустился на колени и склонил голову, подставив шею. Все скорбно молчали. Я тоже не находил нужных слов, лишь молил Господа, чтобы мой меч оказался достаточно острым, а удар сильным, чтобы вышло с первого раза.

— Покойся с миром, брат Николас, — сказал я и замахнулся.

У алтаря, за притвором, мы обнаружили спрятанные в подсвечниках рычаги. Потайная лестница привела нас в просторный ярко освещенный зал, посреди которого увитое трубками возвышалось Обжорство. Тварь была куда меньше предыдущей, швы на туше сочились сукровицей, можно было разглядеть отдельные части человеческих тел. Вокруг Обжорства был нарисован красный круг и толпились культисты в белых балахонах. Сам Бруно стоял у алтаря с перевернутым крестом, за его плечами трещала энергией черная Сфера.

Но меня волновали не они.

Селеста… Она была там. Привязана к кресту, в черном шелковом платье, со спутанными рыжими локонами. Руки и ноги окровавлены, в ее глазах метался ужас, с разбитых губ срывались болезненные