Книга Предсказание - Александр Дюма

Этот неожиданный комплимент заставил девушку покраснеть. Она подняла глаза, чтобы посмотреть на того, кто впервые в ее жизни обратился к ней со столь лестными словами, но тут же потупила взгляд, ослепленная молниями, которые испускали глаза принца.

Нам неизвестно, каково было ее впечатление; но безусловно в нем должны были присутствовать нежность и очарование, ибо девушке четырнадцати лет трудно было увидеть более блистательную внешность, чем у этого кавалера двадцати девяти лет, кого именуют принцем и к кому обращаются, употребляя титул «высочество».

Да, этот кавалер, само совершенство, был не кто иной, как Людовик I де Бурбон, принц де Конде.

Родившийся 7 мая 1530 года, он, как мы уже сказали, в тот момент, когда начинается наше повествование, приближался к своему тридцатилетию.

Он был роста ниже среднего, зато отличался великолепным телосложением. Коротко остриженные каштановые волосы ниспадали на сверкающий лоб, на котором френолог наших времен несомненно обнаружил бы все шишки исключительного ума. Голубые глаза цвета ляпис-лазури были переполнены такой несказанной нежностью и приветливостью, что, если бы острые брови не придавали некоторую суровость его лицу (хотя выражение его и смягчалось светлой бородкой), принца без труда можно было бы принять за прелестного школьника, только что оторвавшегося от материнской юбки, и, тем не менее, столь чарующий взгляд, прозрачный, как небесная синева, нес на себе отпечаток неуемной энергии этого человека; вот почему лучшие умы той эпохи сравнивали его с полноводной рекой, что ласкает взор, когда ее освещают солнечные лучи, но устрашает во время волнующих ее бурь. Одним словом, лицо отражало главное в его характере: доведенные до предела неустрашимость и жажду любви.

В этот момент, поскольку дверь была закрыта, а огонь в очаге наконец разгорелся, зал таверны озарился фантастическими сполохами, странно и прихотливо освещавшими обе группы собравшихся в левом и правом его углу; кроме того, отблески пламени, время от времени прорывавшиеся из верхних отверстий пылающего очага, придавали лицам синеватый оттенок, что делало всех присутствующих — и самых молодых и уже немолодых — чем-то похожими на существа, обитающие в иных мирах. Это впечатление было до такой степени реальным, что им проникся даже хозяин таверны: увидев, что, хотя еще не было и семи часов, ночь, казалось, уже наступила, он зажег лампу, и устроил ее на колпаке очага так, что она свисала над группой, состоявшей из принца де Конде, герцога де Гиза, маршала де Сент-Андре и его дочери.

Вместо того чтобы утихнуть, ливень хлынул с новой силой; нельзя было и подумать о том, чтобы уехать; в довершение всего с реки задул такой жуткий ветер, что не только ставни стали биться о стены, но и сама таверна сотрясалась до основания. Невозможно было даже помыслить о том, чтобы сесть в карету, так как на большой дороге ее, несомненно, перевернуло бы бурей вместе с лошадьми. Так что путники решили побыть в таверне до тех пор, пока не кончится этот ужасающий ураган.

Внезапно, посреди грома разбушевавшихся стихий, шума льющегося над головами дождя, ударов бьющихся о стенку ставен, грохота ломающейся при падении на землю черепицы, сорванной с крыши, послышался стук в дверь и чей-то жалобный, с каждым мгновением слабеющий голос стал умолять:

— Откройте! Откройте! Во имя Господа нашего, откройте!

Услышав стук, хозяин, который подумал, что появился еще один путник, поспешил было к двери, но стоило ему узнать этот голос, как он остановился посреди зала и промолвил, качая головой:

— Ты ошиблась дверью, старая колдунья. Не сюда ты должна стучаться, если хочешь, чтобы тебе открыли.

— Откройте же, хозяин, — повторял все тот же жалобный голос, — воистину, грешно оставлять бедную старуху без крова в такую погоду.

— Поверни помело в другую сторону, невеста дьявола! — крикнул в ответ хозяин таверны через дверь. — Тут для тебя чересчур благородное общество.

— А почему, — спросил принц де Конде, возмущенный черствостью владельца таверны, — а почему бы тебе не открыть дверь этой бедной женщине?

— Потому, что она колдунья, ваше высочество, колдунья из Андийи, жалкая старуха, которую в назидание другим стоило был сжечь посреди равнины Сен-Дени: она мечтает лишь о ранах и ссадинах, предсказывает лишь бурю и град. Я уверен, что это она из мести какому-нибудь бедному крестьянину вызвала столь мерзостную погоду.

— Колдунья она или нет, — проговорил принц, — все равно пойди отвори ей. Непозволительно в такую бурю оставлять за порогом человеческое существо.

— Ну, если ваше высочество этого желает, — заявил владелец таверны, — открою дверь этой старой еретичке, но мне бы хотелось, чтобы выше высочество об этом не пожалели, ведь она приносит с собой несчастье всюду, где бы ни появилась.

И хозяин таверны, вынужденный повиноваться, отворил дверь, несмотря на свое нежелание, и тут вошла, а точнее, ввалилась и упала на пол пожилая женщина, с развевающимися растрепанными седыми волосами, в совершенно рваном красном шерстяном платье и широкой накидке, которая была в таком же состоянии, что и платье, и ниспадала чуть ли не до пят.

Принц де Конде, принц во всем, встал, чтобы помочь колдунье подняться: у него было самое доброе на свете сердце. Однако вмешался хозяин таверны — он поставил старуху на ноги и заявил:

— Благодари господина принца де Конде, колдунья, если бы не он, ты можешь быть уверена, что ради блага города и его окрестностей я бы оставил тебя мучиться у порога.

Колдунья, не спрашивая, кто здесь принц, подошла прямо к нему, встала на колени и поцеловала подол его плаща. Принц бросил на несчастное создание взгляд, исполненный жалости.

— Хозяин, — приказал он, — принеси этой бедной женщине кувшин вина, и самого лучшего, какое у тебя есть. Выпей немного, старая, — продолжал он, — это тебя согреет.

Женщина уселась за одним из столов в глубине зала, лицом к входной двери, так что по правую руку от нее располагались принц, маршал де Сент-Андре и его дочь; по левую — капитан-гасконец, дворянин из Ангумуа и юный паж.

Дворянин из Ангумуа глубоко задумался. Юный паж увлекся созерцанием очаровательной мадемуазель де Сент-Андре. Один лишь капитан-гасконец с недоверием отнесся к словам хозяина таверны: соглашаясь в душе с тем, что пожилая женщина, быть может, и на самом деле колдунья, он все же полагал, что лишь десятая того, что наговорил о ней содержатель таверны, соответствует истине. Однако он решил воспользоваться ее даром, каким бы тот ни был, чтобы узнать, сумеет ли он в конце концов занять то самое желанное место, о котором уже справлялся и у дворянина из Ангумуа, и у юного пажа, но те, как известно, не сообщили ему на этот счет ничего утешительного.

Перепрыгнув через скамейку, он устроился перед колдуньей (она с явным удовольствием уже выпила первый стакан вина) и, широко расставив ноги, положив левую руку на эфес шпаги, опустив голову на грудь, окинул пожилую женщину взглядом, одновременно твердым и лукавым;