Книга Наследник огня и пепла. Том IV - Владислав Добрый

не босой.

Бедность всегда призираема, за то что тянется к богатству и подражает ему. Как будто пытается прикинуться им. На самом деле бедность это просто чуть менее голодная и куда более опрятная нищета. Границы между ними размыты. Экономить не еде пару месяцев и купить новую рубаху — точно бедность. Походить неделю голодным, пока не подвернется работенка получше — все еще бедность. А если очень хочется кушать, и денег нет на еду совсем, а о остальном и не думаешь — вроде как уже нищета.

Выходит, покупать одежду, экономя на еде — бедность, а вот продать одежду, чтобы купить еду — уже нищета.

Богатые никогда не замечают этой грани, она кажется им не существенной. Почти незаметной. Но для тех, кто живет по обе её стороны она проходит через жизнь страшным черным разломом, через который нет мостов. Оказаться на стороне нищеты — означает приговор. Даже если весь мир вокруг рухнет, уже ничего не изменится — впадая в нищету, ты пропадаешь навсегда. Оттуда очень трудно, практически невозможно выбраться. Ты оказываешься в месте, где время ограничено сегодняшним днем и сытный ужин — предел мечтаний. Больше нет ничего, только выживание с неизбежным плохим финалом. А зачем тебе мир, если в нем нет тебя?

Простой вопрос, ответ на который очевиден. Я сидел на Коровиэле и смотрел на Караэн с небольшого холма. Отсюда казалось, что весь Караэн пылал. Даже вторжение войск Гонората не выглядело настолько плохо.

— Затем смутьяны разожгли в людях гнев и толпа пошла к зданию городского совета. Были посланы гонцы к Военным Воротам, но наемники отказались входить в город. Поскольку, напомнили они, это запрещено городским законом. Тогда Городской Совет выпустил указ отменяющий постановление, но к тому времени улицы уже были заполнены топ-топами. Подмастерья, рабочие с мельниц и красильщики, разнорабочие — бросались на своих мастеров и управляющих с кулаками. Стража бежала в башни на стенах, бросив даже здание Городского Совета. Заметив это, толпа ворвалась туда, поймала некоторых из Городского Совета или тех, кого приняла за таковых и постаралась снять кожу с них. Ввиду неумения, несколько человек попросту скончались от истечения крови а…

Я тяжело вздохнул. Гонец, зачитывающий мне это письмо, сам был в простой рубахе и деревянных башмаках. Он рисковал жизнью, чтобы вырваться из города и встретить меня на подходе. Мероприятие требующее смелости и быстрого ума. Вот только сейчас он зачитывал со свитка послание которое принес. От Вокулы. Мой педантичный казначей имел бездну талантов, однако в критических ситуациях скоростью мысли похвастаться не мог. Мне не нужен подробный разбор произошедшего. Мне нужна была оперативная обстановка.

— Что в Караэне творится сейчас? — перебил я гонца. — В эту минуту. Кто контролирует город?

Гонец лихорадочно завертел свиток, стремясь развернуть его до конца. Я остановил его взмахом руки:

— Расскажи своими словами!

Парнишка замялся. С подозрением оглядел мою свиту. Ну да, не внушающая никакого доверия компания. Эглантайн приобрела привычку проверять остроту своих хищных зубок, вот и сейчас в задумчивости приоткрыла пасточку и трогала кончиком языка внушительный набор клычков. Гвена деловито заплетала свои белые волосы в косу и в нетерпении скалилась на Караэн, предвкушая резню. У моего коня опирался на свою здоровенную кирку Текк в своей сплошной бармице. Он был не самой колоритным среди пяти таких же безликих и полностью упакованных в кольчуги инсубрскими командирами сотен, которых выделил мне Ан. Картину дополняли Лардо, с новым, куда более большим и уродливым шрамом. И Марцил, чья рожа и без шрамов обещала встреченному в тихом месте обывателю пару дней нервной дрожи.

Горцы прислали его с двумя сотнями всякого сброда, который пришлось еще и кормить. И договором на трех разноразмерных кусках кожи. Договор, исписанный разными почерками и пестрящий помарками и зачеркнутыми словами, несмотря на внешний вид был составлен очень неплохо. Горцы потребовали от меня пять тысяч золотых в год. За это они обещали дружбу и, что куда весомее, преданность — то есть не присоединение к моим врагам. Однако, если я пожелаю набрать среди них людей в армию, мне предписывалось платить по два с половиной сольдо каждому «охочему до того человеку» и пять сольдо «людям знающим и известным промеж остальных», что бы это не значило. Ответа я пока не послал. Предполагал внести некоторые правки, предварительно посовещавшись с Вокулой, и послать их вместе с первым взносом в пять тысяч золотых. Жадность плохой советчик в любом деле. Уж тем более, в торговле.

И вот я пребываю в Карэн во главе полутысячи относительно преданных, но хорошо проверенных головорезов. А тут бунт. Не вовремя.

— Сейчас беднота грабит окрестности. Наемники берут штурмом усадьбы, насилуют, убивают. Гильдия ткачей держит свои городки с мастерскими, так же как гильдия оружейников и и пивоваров. Внутри они удерживают весь Старый город, а гильдия бурлаков порт.

— А что аристократические роды? — возмутился густым басом Сперат.

— Как обычно, разбежались, — без всякого уважения фыркнул гонец. — Ну, некоторых поймали. Хотя, конечно, народу они положили немало, но мы их… — Глянул на меня и спохватился. — Смутьяны их схватили и убили. Вот тока, сами себя они убили в два раза больше. Особенно отличилась сеньора Роза. Она смогла привлечь на свою сторону роту конных наемников и сейчас сводит старые счеты. Должны ей оказались половина города, в новом городе пылает половина усадеб.

— Поместье Итвис? — уточнил я.

— Пока стоит нетронутое. Смутьяны возлагают большие надежды на вас. Они даже повязывают белые и красные ленты вокруг предплечья, чтобы отличать своих.

— Надежды на что? — удивился я.

— Как на что? — еще сильнее удивился гонец. — На справедливость!

— С чего начался бунт? — спросил я. С удивлением поняв, что «бунт» я произнес на отвинском диалекте. В морском городе было такое понятие, как убийство старого и назначение нового капитана на корабле. Иногда, не только капитана. Слова «бунт» как в русском, тут не было. Я поправился. — Смута. С чего началась смута?

Гонец кивнул, быстро перебрал в руках пергамент, ища нужные строчку. И зачитал:

— Дьев, что пользовался большим уважением промеж простого люда и семей благородных, но не богатых, обвинил Собрание Великих Семей в подлости и удалился. В тот же день Городской Совет назначил нового судью из своих рядов, некоего Натара из Ченти, подозреваемого в разбойничестве…

— Своими словами, —