Книга Основной аргумент контрразведки - Игорь Григорьевич Атаманенко

процессе толкнул!

В общем, перед тем, как отпустить Непорочного на все четыре стороны, майор выложил перед ним бланк с машинописным текстом:

Подписка о сотрудничестве

Я, Поречный Александр Иванович, добровольно обязуюсь оказывать органам госбезопасности Союза ССР всемерную помощь в их борьбе с происками империалистических разведок.

Клянусь хранить в тайне все сведения, ставшие мне известными в ходе сотрудничества.

Для конспирации избираю псевдоним Смотрящий.

Подпись ____

Число _____

…Когда Алик заверил подписку, майор проинструктировал новоявленного секретного сотрудника — сексота — о правилах конспирации и о способах связи. Инструктаж завершил напутствием:

— И последнее на сегодня… Хотя дело наше правое — мы не только чистим авгиевы конюшни Союза, но и не пускаем туда конокрадов, с одним из которых ты имел несчастье познакомиться, — нам, тем не менее, приходится лавировать между епитимьей и анафемой. Посему запомни наш девиз: «никогда не думай о себе плохо!»

— А сколько, гражданин майор, — у осмелевшего Непорочного прорезался голос, — вы будете мне платить?

Гэбэшник вперил испепеляющий взгляд в зрачки сидевшего через стол юнца и процедил сквозь усы:

— Что, хочешь кусочек ветчины извлечь из свинства, в которое угодил? Не выйдет. Спасибо скажи, что тебе срок не впаяли!

На том и расстались.

…Так в октябре 1957 года майор гэбэ правовым актом (подпиской о сотрудничестве) узаконил претензию Непорочного на двойную жизнь, которая станет нормой его последующего бытия.

Напутствие кагэбэшника, изобиловавшее непонятными для Алика словами, было тотчас им забыто. Но девиз он затвердил намертво и повторял всякий раз, творя дела свои противоправные.

Органам госбезопасности ни разу не удалось использовать щипаческий талант агента «Смотрящий» в своих оперативных мероприятиях, поэтому со временем его передали в систему МВД.

Любовь во всём виновата…

После своего совершеннолетия Алик сгинул — чтобы переждать трудные времена, переквалифицировался в инструкторы: открыл курсы молодых бойцов «карманного фронта». В числе своих учеников заприметил одну красавицу дивчину по имени Дарья, глаз с нее не спускал. Чтоб пыль ей уркаганской жизни в глаза пустить, снова «пошел на дело» — за деньгами на подарки для Дарьи. Тут-то его муромцы и взяли с поличным.

…Слава о похождениях Непорочного впереди него бежала — не успел еще в Бутырке оказаться, а ему уже там почетный прием блатные организовали. Ковровых дорожек и пионеров с барабанами только не было при встрече.

Через некоторое время короновали Алика, стал он вором в законе по кличке «Злотник». Всего-то два дня и носил корону.

«Малява» (записка) пришла с воли: ссучился «Злотник», продался ментам, воровской Орден променял на возможность выйти быстрее на волю к Дарье.

Вслед за обрядом посвящения в высшее преступное сословие последовал другой. «Опустили» Алика — отобрали титул вора в законе — там же, в Бутырке. Отторгли, значит, за измену. И стал он с тех пор «прошляком», то есть раскоронованным вором-законником.

Оказался вскоре Непорочный на воле, с лицом черным и высохшим. Правая рука у него плохо гнулась: специально отбили в милиции. Некоторое время о нём ничего не было известно — на карантин сел. А потом вновь стал верховодить на «курсах молодых щипачей». А те, кто знал о том, что его завербовал МУР и изгнан он с позором из воровского сообщества, — уже или в мир иной отошли, или безвылазно на зонах да по тюрьмам.

Так что молодая блатная поросль, которую он с успехом натаскивал, не ведала, что Алик находится под муровской опекой.

Кража во имя государственной безопасности

Непорочному хватило минуты, чтобы усвоить, какая роль отводится ему в предстоящем спектакле на Центральном рынке.

— Только вот, неувязочка выходит, гражданин опер-упал-намоченный, — обратился он к Николаю Ионову, почувствовав в нём старшего. — Где гарантии, что в околотке, узнав, что я — Непорочный, будут вести со мной такие же задушевные беседы? В менты принимают не по интеллекту, а по анализам! Разговор у них с такими, как я, простой — «аналиТЫческий», так тебе наТЫкают «демократизатором» в ребра и в харю, а потом — в козлятник на трое суток без права переписки с ООН и ЮНЕСКО о правах человека…

— Ты цену себе не набивай, будто беременная кенгуру, — оборвал его Кондрашов, у которого Алик состоял на связи, — сказали же тебе, что даже в журнале происшествий регистрировать не будут. Товарищ, — капитан выбросил руку в сторону улыбающегося Ионова, — обо всём уже подумал. А под видом сознательных граждан, что на рынке повяжут тебя, будут выступать ихние… то есть наши люди…

Ты, помнится, рассказывал мне про лохов, которым взрезал карманы, доставал оттуда какую-нибудь муть и принародно возвращал ее владельцу, дескать, «держи, раззява, не у себя в деревне — в столице ухо надо держать востро». Тогда ты не боялся и гарантий ни у кого не требовал, а теперь? Что изменилось теперь?

Алик проигнорировал вопрос. Сложив губы трубочкой, он сосредоточенно пускал кольца табачного дыма в потолок.

— Ну, что ж, — Ионов пошел ва-банк, — если наш друг сомневается, настаивать не будем… Я генералу так и доложу… Кстати, Алексей Федорович, — взгляд в сторону капитана, — какое вознаграждение вы платите за риск?

— Когда как, Николай Григорьевич, — Кондрашов принял подачу Ионова, — иногда даже в случае инвалидности пособие выплачиваем…

— Ну, до инвалидности, я уверен, дело не дойдет…

Психологический прессинг Ионова с использованием так чтимых Аликом категорий: «наш друг», «генерал» и «вознаграждение» дал результаты. Непорочный, малый понятливый, тут же загасил сигарету.

— Нет, я что? Мне бы вот только рабочую руку не сломали… А остальное — разыграем как по нотам!

Миссия выполнена

Алик Непорочный слово сдержал.

На машине «наружки» его подвезли к рынку, показали мать Пеньковского, появившуюся у прилавков с овощами и фруктами. Заточенным серебряным полтинником, зажатым между указательным и средним пальцами правой руки, Алик взрезал ее хозяйственную сумку. Не успел он, злоумышленник, достать вожделенный кошелек и связку ключей, как на него навалились сознательные граждане, случайно оказавшиеся в тот час на Центральном рынке.

Бутерброд с икрой, как известно, падает икрой на пол — мимо рынка как раз проезжал милицейский наряд на «уазике». Всех: тетю Клаву, карманника, сознательных граждан погрузили в машину и отправили в отделение. Тут и началось! Допросы, протоколы, очные ставки…

Потом приказ: «Следственный эксперимент!» И снова повезли всех на рынок, где расставили пострадавшую, посягателя и свидетелей по местам и попросили вспомнить, кто что делал, о чем думал и прочее. И так беспрерывно пять часов. А как же — профессионалы работают основательно.

— Ничего