Книга Происхождение христианства из гностицизма - Артур Древс

божественной заповеди.

И все же для иудея, можно сказать, все зависело от того, в каком объеме и в какой степени он выполнял закон. Ведь уже пророки связали всякую предназначенную для израиля благодать с безусловным выполнением им воли божьей (ср. Ис. 58 и 59).

На что же надеялись, чего ждали благочестивые иудеи от своего бога?

II. ОЖИДАНИЕ СПАСЕНИЯ.

Мессия

С момента своего вступления в полосу исторической жизни народ израильский не переставал взывать об изба­влении. Страдания его начались рабством в Египте, из ко­торого Иегова спас свой народ при участии Моисея, при­ведя его в «обетованную» страну Ханаан. С тех пор израиль­тяне были твердо убеждены, что бог избрал их среди всех народов и особенно к ним благоволит.

Но что только не обрушилось с тех пор на избранный на­род божий! Началась борьба с туземным населением Хана­ана и с соседними племенами, причем не раз израильтянам угрожало поражение и полное истребление превосходными силами противника. Затем последовал кратковременный пе­риод блеска при царях Давиде и Соломоне. Эта эпоха не была на самом деле такой прекрасной, какой она предста­влялась потомству, но она особенно укрепляла израильтян в их убеждении, что они излюбленный народ Иеговы. Не­медленно после смерти Соломона снова начались испытания для народа: с одной стороны, начались междоусобицы на почве соперничества между братскими государствами израильским и иудейским, а с другой стороны — приходи­лось отбиваться от могущественного Сирийского царства, постоянно угрожавшего с севера самостоятельности Пале­стины. А как только устранялась одна опасность, немедленно являлась другая. Могущественная Ассирия делала наше­ствия на страну и в продолжение целого столетия держала ее население в страхе и трепете. Египет пытался завладеть Ханааном. Постоянные вторжения соседних более мелких народов, разбойничьи набеги неожиданно появлявшихся кочевых орд, внутренние распри, смены династий, револю­ции, эпидемии, землетрясения, полосы неурожаев, дорого­визны и голода — все это образовало непрерывную цепь тяжких ударов судьбы, жестоких испытаний и страданий. Со времени крушения израильского царства (в конце VIII в.) бедствия приняли почти что невыносимые размеры. И на­конец, обрушился последний, самый тяжелый удар па­дение Иерусалима, разрушение храма и увод иудеев в плен вавилонский.

Тогда, под влиянием пророков, родилась и прочно при­вилась мысль, что виною всего этого невыносимого поло­жения являются исключительно грехи народа; что надобно только внутренне преобразиться, признать Иегову единствен­ным и истинным богом израиля и должным образом по­читать этого бога, чтобы избавиться от бедствий и вернуть золотой век Давида. Возникла легенда, что сам бог обещал Давиду продлить его царствование на вечные времена и этим обещанием дал основание надеяться на наступление пре­красного века, когда народ израильский под скипетром идеального владыки будет вознаграждать по мысли (Иеговы за переживаемые им страдания и получит воздаяние за преданность истинному богу (2, Царств. 7). И чем хуже жи­лось народу, тем страстнее он цеплялся за эту надежду, тем более яркими красками он рисовал себе картину обещанной ему счастливой будущности, тем безудержнее он предавался обаянию мысли, что теперешнее унижение является только прологом дней необычной славы, когда народ израильский восторжествует над всеми своими врагами.

Одни рисовали себе в роли спасителя самого Иегову, ко­торый снизойдет при ликовании всей живой твари и утвердит свое царство на земле (Пс. 95, 10 и сл.; 97; 98). При этом его расписывали как «доброго пастыря», который соберет свое рассеянное среди язычников стадо и, после поражения всех прочих народов, вернет своих избранников в их перво­начальную родину (Ис. 35, 4 и сл.; 40, 10 и сл.; 52, 12; Езек. 34, II и сл.), после чего он будет в Сионе повелевать как царь над всеми народами и вечным светом озарять город божий (Ис. 60, 2 и сл.; Зах. 14, 16). Другие представляли себе, что Иегова оснует «царство божие» во израиле руками царя из дома Давида или даже самого воскресшего из мертвых Давида. Третьи, можно оказать, придерживались одновре­менно обоих взглядов, сочетая их воедино. Но и в этом случае одни представляли себе спасителя и избавителя больше в образе человеческом — в виде победоносного властелина и царя, который подчиняет всю землю скипетру Иеговы, восстанавливает иудейское царство, вновь соору­жает храм, ликвидирует на земле идолопоклонство, возве­щает господство единого истинного бога, правит народами с непоколебимой справедливостью, благочестием и мудро­стью, печется в особенности о бедных, угнетенных и слабых и, в качестве первосвященника по чину мельхиседекову, является заместителем бога на земле (Пс. 72 и 110); другие говорили об избавителе в выражениях, имевших в виду сверхчеловеческое, божественное существо: «сын божий», «мессия», т. е. помазанник[3] — так назывался избавитель, как потомок Давида и теократический царь — возводился ими на высоту непосредственной близости к самому богу и связывался с ним узами единственных в своем роде, оку­танных тайной отношений. О нем говорили, что он родится в Вифлееме (незначительное место рождения Давида) и на­мекали неясными, многозначительными словами на его домировое существование. Так, например, мы читаем у Михея 5,2: «Его господство относится к прошедшему, ко времени, предшествовавшему творению». Его называли «бо­жественным героем», «чудным советником», «отцом веч­ности» и говорили, что он узрит свет при исключительных обстоятельствах, наделенный всей полнотой могущества божьего, и в качестве «князя мира» будет править в мудрости и силе страной, в которой не будет нужды и вражды и волк будет жить рядом с ягненком, а теленок рядом со львен­ком, — страной, в которой будут царить правда и веселие и природа сама будет предоставлять свои дары безмятежно наслаждающемуся человеку (Ис. 7 и 11; 9, 5). Этим пылким надеждам люди предавались тем безудержнее, что это со­гласовалось с духом всей той эпохи.

Вера в эпохи бедствий и сменяющие их эпохи благоден­ствия под господством могущественного царя и избавителя была связана на Востоке с астрономическими и астрологи­ческими представлениями. В Вавилоне, миросозерцание ко­торого господствовало во всей передней Азии, эпохой бла­годенствия обыкновенно считалось такое время, когда на­роду жилось хорошо под властью могущественного, благо­желательного, справедливого и миролюбивого правителя; при отсутствии этих условий говорили об эпохе бедствий. При этом представляли себе, что ход земных дел опреде­ляется явлениями, происходящими на звездном небе. «Зем­ное царство», по представлениям вавилонян, имело своим первообразом и дополнением «небесное царство» — мир планет и неподвижных звезд — и взаимоотношение этих двух «царств» представляли себе наподобие того, как ри­совал себе Платон отношение чувственного, кажущегося, нереального мира к сверхчувственному, единственному истинно реальному миру идей. Земной контраст эпохи благоден­ствия и эпохи бедствий отражался в надземном контрасте летнего и зимнего звездного неба, светлой и