Книга Дополнительное расследование (т.2) - Леонид Юрьевич Шувалов

чемодан, замочками щелкнули... Сиди теперь, Аркадий Владимирович!.. И на кой бес ему все это надо было?!.

От охватившей его тоски Ефимов невольно застонал.

— Ты чё, папаша? — заворочался, проснулся сосед по камере.

Сутки Ефимов в камере сидел один. То ли никого не задерживали, то ли опекавшие его милиционеры позаботились об его отдыхе. Парнишку этого — лет семнадцати, пухлогубого, с волнистым чубом — подселили вчера вечером. Он только пьяно плакал и не мог сказать ничего вразумительного. И сегодня все утро спал как убитый, даже не завтракал.

От едкого перегара, пахнувшего на него, Ефимов поморщился, чуть отодвинулся.

— Давай, папаша, знакомиться, — предложил сокамерник. — Меня Лешкой зовут. А тебя?

— Аркадием Владимировичем.

— Меня за драку забрали, а тебя? — сообщил парень, но ответа не стал ждать, продолжил: — Нажрались мы на дискотеке. Чья-то физиономия не понравилась... Пластаться стали. Чё по чем, я так и не понял... Кажись, из-за девчонок завязалось...

— Кто же вам спиртное продал? — с ноткой возмущения спросил Ефимов. — Видно же, что нет двадцати одного! И дают вино!

— С вина бы меня так не растащило, — с унылой рассудительностью отозвался парнишка. — Колян бражку поставил. Вмазали, сначала вроде и ничего, а потом крыша поехала... Ничё не помню... Вот ужрались!

Ефимов посчитал необходимым одернуть парня:

— Где ты только таких слов нахватался?!

— А чё? — непонимающе посмотрел Лешка. — Нормально говорю, не матерюсь же...

Ефимов вздохнул. Лешка немного подумал и обиделся:

— А ты, папаша, чего мораль читаешь? Сам, поди, ни за что сюда попал?

— В том-то и дело...

— Как это? — удивился Лешка.

— Понимаешь, Алексей, — усаживаясь на нарах, чтобы видеть собеседника, веско проговорил Ефимов, — во всякой работе бывают ошибки. И в работе правоохранительных органов тоже...

— Это кто — правоохранительные? — переспросил парень.

— Ну, в работе милиции... Они же тоже торопятся, план их поджимает...

Парень взглянул недоверчиво:

— Какой план?

— По преступности, — не моргнув глазом, подтвердил Ефимов. — Начали, к примеру, бороться с нетрудовыми доходами. Приходит им разнарядка — арестовать столько-то расхитителей, столько-то взяточников. Вот и арестовывают... Начальство давит: давай, давай! И спешат обэхээсники, спешат... Хватают всех подряд, ошибаются.

Лешка выпятил губу:

— А ты, папаша, кто — расхититель или взяточник?

— Я по ошибке сюда попал! — с досадой повторил Ефимов. — Понимаешь?! По о-шиб-ке-е!

— Да ты, папаша, не обижайся, — смутился Лешка. — Я спросить хотел, чего на тебя вешают. И все...

— Обвиняют меня в том, что я якобы... Смех, да и только!.. Что якобы я вымогал взятку, — с горечью глядя в потолок, ответил Ефимов. — Какой-то идиот обронил в сортире деньги, я зашел туда, чтобы отлить, не успел ширинку расстегнуть, ломятся. Заходят, показывают на пол. Смотрю, конверт...

— Может, подстроили? — быстро предполагает Лешка.

Ефимов смотрит на него осуждающе:

— Я верю в нашу милицию... Просто произошла роковая ошибка... Да. Роковая ошибка...

Беседу прервал скрежет отодвигаемого засова. Распахнув дверь, сержант окликнул:

— Манютин! Очухался?

Лешка торопливо кивнул:

— Ага!.. А чё?

— К следователю! — сказал сержант.

Лешка засуетился, сполз с нар, успел шепнуть Ефимову:

— Чего говорить-то?

— Правду, Алексей, только правду, — с пафосом напутствовал Ефимов.

Всовывая ноги в лишенные шнурков кроссовки, Лешка огорчился:

— Не помню же ничё... Хоть убей...

— Так и объясни. Вину всегда признавать надо. Люди зря наговаривать не станут, — больше для сержанта, чем для сокамерника, сказал Ефимов и назидательно закончил: — Кайся, Алексей.

— Ага, — кивнул тот.

Когда минут через двадцать он вошел в камеру, лицо его было донельзя довольным. Дверь закрылась, и он сообщил:

— Под подписку следователь отпускает! Прокурор санкцию на арест не дал, говорит, пусть лучше в армию осенью идет.

— Вот видишь, — раздумывая над этой информацией, пробормотал Ефимов.

— Ну... Я, оказывается, только и успел, что одному малолетке по сопатке съездить. И всё! Сказал, мать должна за мной приехать. Как приедет, так выпустят...

— Рад за тебя, Алексей! — улыбнулся Ефимов, потом притянул парня к себе: — Слушай, окажи маленькую услугу. Меня тоже скоро освободят, в долгу не останусь... Сбегай на рынок, там в «Бюро добрых услуг» племянница моя работает, Леной зовут. Передай, где меня видел, скажи, что я вот-вот должен был посылку с луком получить от родственников из Узбекистана, она знает... Пусть сходит на почту, уломает начальство, чтобы ей выдали. Как бы не протух лук, не испортился. Запомнил? Сделаешь?

Слегка озадаченный подобной таинственностью, а главное, жаром, с каким звучала простенькая просьба, Лешка мотнул головой:

— Не боись, папаша, схожу.

13

Землянский прохаживался по колхозному рынку. Весь вчерашний день он провел как на иголках, однако никаких неприятностей из-за вагона не последовало. Все было тихо и мирно. Поэтому он сегодня и явился на рынок. Заполненный мешками с луком гараж не давал покоя. Землянский прохаживался между прилавками, и его респектабельная внешность и неторопливая походка внушали уважение, наводили на мысль, что такой человек торговаться не будет и если положит на товар глаз, обязательно приобретет. Поэтому и слышались со всех сторон предложения. Похожий на абрека горбоносый парень ненавязчиво упомянул, что такого вкусного и сладостного винограда, как у него, на всем базаре не найти. Старик с глазами и бородой мудреца молча продемонстрировал самое сочное яблоко, предварительно придав ему особый блеск засаленной полой пиджака. Веселый, как сотня массовиков-затейников, торговец арбузами принялся убеждать в очевидной истине — самые сахарные арбузы — семипалатинские.

Землянский не клюнул ни на семипалатинские арбузы, ни на сочные яблоки, ни на сладостный, как выразился горбоносый, виноград.

Он пришел не покупать, а сбывать.

И его интересовал лук. Горький и едучий лук.

Наконец он обнаружил прилавок, на котором горами и горками, шелушась под легким ветерком, лежали крутобокие среднеазиатские луковицы. Внимательно приглядываясь к ценникам, начертанным не очень умелой, но зато не страдающей от недостатка уверенности рукой, Борис Игоревич прошелся вдоль рядов, и его глаза сытно и удовлетворенно заблестели.

Он вторично двинулся вдоль прилавка. Теперь уже он изучал не цены, а лица продавцов. Зрелище это его откровенно разочаровало.

— Колхозники, — досадливо процедил он, дойдя до конца прилавка.

Однако, действуя по принципу «за спрос денег не берут», подошел к нескольким торговцам и с самой конфиденциальной физиономией полюбопытствовал, нет ли у них желания