Книга Братья. Джон Фостер Даллес, Аллен Даллес и их тайная мировая война - Stephen Kinzer

что возможность посещать его курсы была "главным преимуществом, которое я получил в Принстоне", - и, как и многие американцы, они с братом были в восторге от стремительного взлета Вильсона из университетского городка в Белый дом. В Париже они хорошо узнали его. Он был квинтэссенцией дипломата-миссионера: холодный, понтифик, суровый моралист, уверенный в том, что действует как инструмент Божественной воли. Оба брата приняли его пример близко к сердцу.

Идеализм Вильсона имел ярко выраженный предпринимательский аспект. Проповедуя свой интернационализм, он часто описывал его не в идеалистических, а в коммерческих терминах. "Наши промышленные судьбы связаны с промышленными судьбами остального мира", - заявил он в одной из речей. "Я забочусь о промышленных интересах Соединенных Штатов". Этот принцип - что взаимодействие Америки с миром полезно для американского бизнеса - прекрасно вписывался в то, во что уже успели поверить братья Даллесы.

Мировоззрение Вильсона также формировалось под влиянием патернализма. Он был воспитанником южного дворянства, восхищался Ку-клукс-кланом и считал сегрегацию "не унижением, а благом". Будучи президентом, он распорядился обеспечить сегрегацию как в федеральной бюрократии, так и в транспортной системе Вашингтона. Он принимал в Белом доме премьеру фильма "Рождение нации" и после этого сетовал на то, что изображенные в нем чернокожие мужчины как жестокие симулянты "все это ужасно правдиво". За восемь лет своего правления он направил американские войска для вмешательства в дела большего числа стран, чем любой предыдущий президент: Кубу, Гаити, Доминиканскую Республику, Мексику, Никарагуа и даже, в неспокойный период после большевистской революции, Советский Союз.

Президенты и раньше отдавали приказы об интервенции, но Вильсон отличался от них тем, что неоднократно называл причину: он хотел принести демократию угнетенным народам. Это была принципиально новая концепция. Прошлые американские лидеры придерживались противоположной точки зрения: темнокожие люди неспособны к самоуправлению и должны управляться другими людьми - эту точку зрения резюмировал первый американский военачальник на Кубе генерал Уильям Шафтер, заявив, что кубинцы "не более пригодны для самоуправления, чем порох для ада". Вильсон считал иначе. "При правильном руководстве, - утверждал он, - нет народа, не приспособленного к самоуправлению".

Братья Даллес были продуктом той же миссионерской этики, которая сформировала Вильсона. Его пример укрепил их убежденность в том, что в американском вмешательстве за рубежом нет ничего предосудительного по своей сути - более того, многое в нем достойно восхищения.

Непреодолимым чувством, двигавшим Парижской конференцией, был страх перед тем, что Вильсон назвал "ядом большевизма". Секретарь Лансинг назвал коммунизм "самой отвратительной и чудовищной вещью, которую когда-либо представлял себе человеческий разум", поддерживаемой только "преступниками, развращенными и психически неполноценными людьми".

Племянники с энтузиазмом согласились. Это была естественная реакция людей, посвятивших себя защите существующего порядка. Однако не все капиталисты, участвовавшие в парижских переговорах, видели идеологическую угрозу так просто. Не меньший столп консерватизма, чем Герберт Гувер, консультировавший президента Вильсона по вопросам продовольственной помощи, призвал президента признать "истинные социальные цели" большевизма и его корни в "вопиющей несправедливости по отношению к низшим классам во всех странах, которые были затронуты", и "наказать наших собственных реакционеров за их разрушение социального улучшения и тем самым стимулирование большевизма". Ни у одного из братьев Даллесов подобных мыслей не возникало.

Вернувшись домой после мирной конференции, Вильсон сделал все возможное для борьбы с ядом, который, по его мнению, исходил из России. Используя недавно принятый Закон о подстрекательстве, он одобрил депортацию предполагаемых диверсантов, а после того как взорвалось несколько бомб анархистов и полиция раскрыла заговор по рассылке других бомб богатым промышленникам и банкирам, он уполномочил генерального прокурора А. Митчелла Палмера начать первый из двух лет рейдов, в результате которых были арестованы тысячи иммигрантов и депортированы сотни. Не менее двадцати пяти раз в 1919 и 1920 годах Вильсон направлял армию США для подавления "рабочих" или "расовых" беспорядков. Американцы находились в тисках первого большого "красного страха", вызванного, в частности, предсказанием Палмера конгрессу, что радикалы "в определенный день... восстанут и одним махом уничтожат правительство". Этого не произошло, но многие американцы были охвачены страхом перед новым, неизвестным, рассеянным, но явно страшным врагом.

Братья Даллес вернулись из Парижа с вновь обретенной репутацией. В частности, Фостеру удалось дебютировать на мировой арене. Произведя впечатление на влиятельных европейцев и став доверенным лицом президента Вильсона, он продемонстрировал своему боссу Уильяму Нельсону Кромвелю, насколько хорошо он научился преуспевать в тех прибыльных зарослях, где пересекаются бизнес, политика и дипломатия. Вскоре после того, как он вернулся на работу в Нью-Йорк и стало известно, что другая фирма предложила ему работу, Кромвель сделал его своим партнером. Часть его работы была внутренней, например, слияние группы нефтедобывающих и нефтеперерабатывающих компаний в корпорацию, ставшую Amoco. Но большее количество работ было связано с международной деятельностью. Его клиенты владели шахтами в Чили и Перу, сахарными плантациями на Кубе, коммунальными предприятиями в Панаме, нефтяными скважинами в Колумбии, банками во Франции, лакокрасочными заводами в Италии и России. Две его специализации - организация синдикатов по выдаче зарубежных кредитов для нью-йоркских банков и помощь коммунальным компаниям в получении контроля над предприятиями в зарубежных странах.

Фостер также взял задание на написание призрака у своего наставника Бернарда Баруха, который, как и многие друзья и поклонники Вильсона, был обеспокоен стремительным успехом книги Джона Мейнарда Кейнса "Экономические последствия мира", вышедшей в 1919 г. и направленной против Версальского договора. В книге говорилось о том, что раздел договора, посвященный репарациям, который разработал Фостер, а Барух представил как свой собственный, подвергает Европу "угрозе инфляционизма". Барух решил ответить. В его книге под многозначительным названием "Создание репарационного и экономического разделов договора" утверждалось, что положения о репарациях "жизненно важны для интересов американского народа и еще более важны для мировой стабильности". Фостер выполнил большую часть работы по написанию и редактированию, за что Барух заплатил ему десять тысяч долларов.

Вскоре после возобновления Соединенными Штатами дипломатических отношений с Германией Государственный департамент направил Аллена - он перестал называть себя "Алли" даже в письмах к родителям - в американское представительство в Берлине. Он прибыл в начале 1920 г. и стал свидетелем первых дней Веймарской республики и путча правых сил Каппа, пытавшихся ее уничтожить. "Дядя Берт" к тому времени оставил пост государственного секретаря, но оба брата уже создали себе репутацию и больше не нуждались в покровителе.

Через три месяца после вступления в должность в Берлине, вскоре после празднования своего двадцать седьмого дня рождения, Аллен взял отпуск и вернулся в дом своего детства на севере штата Нью-Йорк. В один из первых выходных дней он посетил вечеринку