Книга Терминатор 1938 - Алексей Николаевич Осадчий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Секрет атомной бомбы сдавать Сталину покамест не собираюсь, равно как и чертежи «калаша» подсовывать Дегтярёву. А вот Троцкого замочить — да с превеликим удовольствием, дело архиважное, — останется Лейба Давыдыч живёхонек, вдруг да натворит по живости характера гадостей за которые не Сталин с Молотовым расплатятся, а солдаты и офицеры РККА кровушкой умоются.
— Да, Всеволод Николаевич, так. Именно так и никак иначе. Не доверяют в Варшаве, Париже и Лондоне Советскому Союзу, впрочем сами виноваты: «Мы на горе всем буржуям, мировой пожар раздуем». И дрожит европейский обыватель под одеялом, газет начитавшись, трясётся, но голосует за фашиствующих молодчиков вроде дуче и фюрера и за повышение налогов, военных расходов повышение радостный одобрямс высказывает.
— Простите, Александр Александрович, — Меркулов даже напрягся, считывая реакцию собеседника, — признаться, не совсем вас понимаю, вроде все слова по отдельности знаю, но вы так фразы хитро выстраиваете…
— Жизнь причудливо сложилась, Всеволод Николаевич, да и работа, прямо скажем, творческая. Оттого и словарный запас ого какой! Разведчики они ж практически все люди пишущие, что Дефо, что Моэм, или взять вашего Тургенева. Да множество, великое множество примеров могу привести. Но, давайте вернёмся к делам нашим, слава Марксу, пока не скорбным.
— Так вы — англичанин?
— Да, «правь Британия морями». По письму разве неясно? Там не то что намёки — подсказки шли одна за другой. Кстати, переводчик надёжно «упакован»?
— Вполне, вполне надёжно, — заторопился Меркулов. Ясен пень — не в курсе Сева всех нюансов. Наверняка Берия постарался по минимуму дать информации верному соратнику, что и правильно.
— Эх, Всеволод Николаевич, во многих знаниях заключены печали немалые. Потому хватит вам пока только лишь национальной принадлежности, а по мексиканскому направлению, по чешским делам и прочему, уж не взыщите, с Лаврентием Павловичем предметно побеседую.
— Хорошо, хорошо, — заспешил чекист, — можете подождать в ресторане. Здесь ближайший…
— Я в курсе, но предпочитаю погулять. Убегать не собираюсь, пускай ребята не дёргаются. И да, на будущее, — квартировать лучше всего в центре, подберите квартиру хорошую на этаже эдак четвёртом, в четыре-пять комнат. Одну комнату я займу, как специальный корреспондент «Комсомольской правды», одну бабушка «божий одуванчик», вроде как хозяйка жилища, вдова профессора, много сейчас таких почтенных дам, заодно и завтраки-ужины с неё и на телефоне постоянно. Также по комнате отвести капитану НКВД и, скажем, геологу. Понятное дело, — ваши люди. И я под присмотром и спокойнее когда в соседях у журналиста целый капитан НКВД, не забалуешь! Гостей же я всё равно водить буду, девушек там, дамочек приятственной наружности. Дабы не задерживались надолго фемины в берлоге холостяцкой, самое то — строгий энкавэдэшник за стенкой…
— С жильём решим сегодня же, — обрадовался Меркулов. Судя по всему примерно такой вариант, «шпионской малины» и собирались предложить доблестные бериевцы, — а почему именно «Комсомольская правда»?
— Ну не «Пионерская» же. «Комсомолка» чем хороша — можно с удостоверением молодёжной газеты по столице мотаться, никто не заподозрит и легендируются замечательно походы в театр, на стадион. Я ведь, уважаемый Всеволод Николаевич, нелегал, резидентура посольская не в курсе, кто «аз есьм», в лицо не опознают земляки, уж тут надёжно. А для советских граждан, прекрасно подойдёт следующая версия — «работал в Харбине, по линии Коминтерна»… И пауза многозначительная. Полагаю, вопросы у любопытствующих сами собой «рассосутся».
— Лихо, — Меркулов уважительно закивал, — то есть вам, Александр Александрович, непременно нужен «длинный поводок».
— Удивительно точное определение! Вариант с «золотой клеткой» отпадает. И хотя из Москвы выезжать надобности на сей момент нет, но, в будущем, мало ли как обернётся. Правда, можно любую поездку в область сработать под пикничок, с участием друзей-соседей, «энкавэдэшинка и геолога». Тут уж вам карты в руки. А в иные города и веси без надобности кататься, моя задача получать от курьеров информацию из мест условленных, расшифровывать и сообщать руководству СССР. Шифр и тайники не сдам ни за что. Умру, а не сдам.
— Всё исполним в лучшем виде, встречаемся здесь через пару часов. Что это?
— Фотографические карточки. На паспорт и на служебное удостоверение.
— Пожелания по имени-отчеству и фамилии будут?
— Давайте запишем как Соколов Александр Александрович, в Москве урождённый 7 ноября одна тыща девятьсот десятого года.
— Молодо выглядите для двадцати восьми лет.
— Всеволод Николаевич, ну ведь должна подразумеваться у журналиста какая-никакая биография, не двадцать лет же вписывать аки птенцу желторотому. А раз я легендируюсь как таинственный дальневосточник, аж из столицы КВЖД, славного города Харбина в Москву понаехавший, так и научу коллег в «Комсомолке» чай зелёный правильно употреблять, омолаживать организм и прочие штучки из китайской медицины.
По заострившейся физиономии Меркулова и без науки физиогномики всё ясно — «кубатурит» чекист, все мелочи, все нюансы общения с английским резидентом донести до Берии жаждет.
— Вещи…
— А нет вещей. Знал на что иду, потому как в той поговорке: «Всё своё ношу с собой».
— Чёрт, из головы вылетело, — чекист театрально жахнул себя по лбу пятернёй, чуть шляпа не слетела, — конверт вы лично приносили?
— Я. Загримировался, конечно, походку постарался изменить.
— Рисковый вы человек, Александр Александрович.
— Увы, дорогой комиссар, на ближайшее время не человек, а функция! Впрочем, как и вы. Ничего, Всеволод Николаевич, если наладится канал между нашими державами, а начальство окончательно и бесповоротно ставку на СССР сделает, в противовес Германии и США, глядишь, в учебники войдём!
Перспектива попасть в историю, судя по морде лица выражению, товарища Меркулова не особо радовала. В общем оно и правильно — предельно рационально мыслит сподвижник Берии, поди мечтается сей момент Всеволоду среди тайги и болот, в Нарымском райотделе НКВД уполномоченным оказаться, отсыпаться на печке под шум дождя, чем с британской разведкой шашни разводить, за которые запросто к стенке поставят. А «британец», сука такая, провоцирует — Ежова педерастом обозвал, ведёт себя покровительственно, да что там — по хозяйски, по буржуински, словно уверен в неуязвимости, словно Большая Лубянка так, избушка жалкая на ножках курьих. Каков наглец!
Считав эмоции Меркулова и тепло попрощавшись (до скорой встречи) двинул прогулочным шагом по первопрестольной, до Кремля дошагал, подошёл к тому «историческому» месту Москва-реки, куда тридцать лет назад (или вперёд) направил автомобиль после постановочной стрельбы по Гагарину и Армстронгу. Проходящие аборигены взглядом за иновременца не цеплялись, разве что девчачьи компании начинали деланно хохотать, реагируя на развесёлые подмигивания статного брюнета с «брутальной» недельной щетиной.