Книга Журавлик по небу летит - Ирина Кисельгоф

– Что за ней? – спросила я.

– Стадион, – ответил Мишка.

– Не может быть, – не поверила я. Старая стена казалась больной и старой и никак не вязалась с культовым местом здоровья и спорта.

– Пойдем, увидишь.

Они схватили меня за руки, и мы побежали. Старая стена обогнула один квартал, потом второй, и мы оказались у частокола чугунных пик. За ними стучали клюшками хоккеисты. Я тогда почувствовала разочарование: старая стена манила тайной, а реальный стадион слопал тайну за просто так.

У школы почти каждый день меня теперь ждали красная куртка и синяя куртка. Мишка подбрасывал монетку вверх, выпадал орел – направление север-юг, решка – запад-восток. Они складывали руки стульчиком, я на него садилась, и они тащили меня целый квартал до троллейбусной остановки, а я хохотала и болтала ногами.

Грелись мы в кинотеатрах, моря голод попкорном. Первый раз мы попали на фильм «Мы так любили друг друга». Мы бы на него не пошли, если бы не замерзли до черта.

– Коммунистическая жвачка, – скривился Сашка. – Санитары всех стран, объединяйтесь.

– А мне понравился, – не согласилась я.

– Чем? Лямурками-тужурками? – засмеялся Мишка, запрокинув голову вверх.

Он всегда смеется, запрокинув голову вверх. Тогда его соломенные волосы взлетают и падают на пару синих глаз. Как и сегодня.

– Не-а. Черно-белыми танцами, – ответила я.

А на самом деле, мне фильм понравился совсем другим. Я захотела донельзя, чтобы мы так же любили друг друга. Во время просмотра на меня вдруг накатила тоска. Такая сильная, что защипало в глазах. Я незаметно вытерла выступившие слезы кулаками и закрыла глаза. Со мной это случалось, когда я слышала за окном чужой смех, веселый и беззаботный. Чужой беззаботный смех пролетал мимо, и мне оставалось ждать, когда же он заденет меня. У меня странный характер: даже когда я веселюсь, во мне остается кусочек грусти. Я мечтаю научиться смеяться от души, запрокинув голову к синему-синему небу. И ничего не выходит. Наверное, потому что моих губ еще не касался солнечный ветер.

– Мишка, обещай мне одну вещь, – как-то сказала я.

– Какую?

– Обещай, что никогда не станешь камнем на этой гречневой стене.

Мишка взглянул на стену, она блеснула гранатовыми зернами в лучах закатного солнца.

– Что в этой стене такого?

И я рассказала о хранителях идеальных вещей, контролерах дезинформации и кладбище реальных вещей, не дотянувших до идеала.

– Значит, я прошел отбор? – засмеялся Мишка. И мне вдруг стало тревожно.

– Не знаю, – медленно произнесла я.

– А потом не отбракуешь?

– Посмотрим. – Я жалела об откровенности. Мишка, видимо, это понял.

– Трусиха, – насмешливо сощурился он.

– Шутка, – сощурилась в ответ я. – Разве не ясно?

Я махнула рукой, но осадок остался. Конечно, люди не вещи. У идеальных вещей есть одно существенное достоинство – раз и навсегда заданные, неизменные свойства. К ним ничего не прибавить и ничего не отнять. Потому ты всегда знаешь, чего от них ожидать. Это, наверное, хорошо. Но у идеальных вещей есть один существенный недостаток – раз и навсегда заданные, неизменные свойства. Это скучно. Хотя одна и та же идеальная вещь может отличаться от себя самой. Нельзя повторить в точности эталонный килограмм, они все равно будут разными. Потому идеальных людей и вещей в реальности нет и не будет. Главное, выделить самое важное свойство, чтобы равнять человека с идеалом. Я решила, что идеальные люди – это те, кому доверяешь. И все. Больше от них ничего не требуется. Мой идеальный человек – мама, Мишка отбор не прошел. И ладно. Не важно. У меня есть мама, этого вполне достаточно. И у меня есть куклы. Этого тоже достаточно, чтобы не жалеть о словах.

– Ты же не болтун? – спросила я Арлекина. Он промолчал.

– Я тебя забросила, и ты обиделся?

Я потрясла его желтыми волосами, он беспомощно свесил руки.

– Разговариваешь сама с собой? – засмеялась мама. Я и не заметила, как она вошла.

– С Арлекином. Он на меня в обиде.

– Почему? – Мама села рядом со мной по-турецки. Как я.

– Потому что голый и беспомощный. Ему не хватает уверенности.

– Тогда ему нужна маска, – сказала мама. – Черная, кожаная, с маленьким рогом, похожим на бородавку.

– Зачем?

– Затем, что на самом деле Арлекин – это Эллекен – предводитель бесов и чертей, а не глупый, деревенский увалень.

– Да? – Я уставилась на Арлекина. – А все же, кто он на самом деле? Бес или простофиля?

Мама взяла Арлекина в руки, он весело тряхнул желтыми волосами, и они свалились на его круглые, глупые глаза. Мама засмеялась.

– Зачем ему прятать лицо за маской с рожками?

– Для уверенности?

– Конечно.

– Значит, простофиля! – торжествующе воскликнула я.

– Это важно?

– А как же? От характера зависит одежка. Хороший парень – желтые панталоны, плохой – красные.

– В жизни так почти не бывает, – задумчиво произнесла мама. – Только в театре.

– Получается, все маскируются?

– Не все. Начнем с желтых панталон?

– Ага, – весело согласилась я.

Мама смастерила безработному лентяю из Бергамо роскошный костюм из желтого атласа и шапочку с заячьим хвостиком. А я пришила к рубахе и панталонам кучу треугольных атласных заплаток, голубых и зеленых. Разряженный Арлекин взметнул вверх волосы и горделиво расставил ноги. Разноцветные костюмные заплатки затрепетали как листья, а соломенные волосы упали и скрыли синие глаза. Арлекин теперь излучал уверенность, и он оказался любителем модных тряпок.

– Он похож на Мишку, – вдруг сказала я.

– Он тебе нравится?

– Кто?

– Миша, – улыбнулась мама.

– Не знаю, – медленно ответила я. – Мне он нравится условно.

Я действительно еще не разобралась. У него рожки родные или накладные?

– А как безусловно?

– Надо быть со мной честным.

Мама обняла меня, и мы упали на ковер, чтобы смотреть на гречишную стену. Она мерцала электрическим живым светом с нимбом из лунно-сахарной крошки. А вокруг морозная чернота. Получилось, что мы с мамой жили внутри теплого электрического апельсина с магической границей из лунного рафинада. Кто нам нужен? Никто.

Миша

В Сети я откопал клубы любителей перисто-слоистых монстров. Оказывается, толпы людей зависают головой в облаках. Среди них полно моих ровесников. К тому же я сделал эпохальное открытие. Самому изучать облака интереснее, чем долбить географию в школе. Я перелопатил кучу информации за просто так, на интерес. Тем более у меня такой стимул! Может, уйти на домашнее обучение? Красота! Днем спи до посинения, ночью учись. Изучай облаковедение. Йес! Я решил найти отцовский бинокль, мощный как танк. Решил, нашел и перешел к практическому изучению облаков. Мама посмотрела на меня с уважением, отец хмыкнул. Я вызывающе глянул в его глаза, он поднял руки вверх.