Книга Мое открытие Москвы: Новеллы - Евгений Иванович Осетров

прозвали сестрою Ивана Великого. Но на этом «полудержавный властелин», как назвал Пушкин Меншикова, не успокоился. Меншикова башня должна была затмить и Спасскую башню. Александр Данилович за сказочную сумму купил в Лондоне часы-куранты, которые и установили на храме. Часы отбивали час, полчаса и четверти, - такого не было даже в Кремле. Торжество бывшего бомбардира Преображенского полка было полным, но кратковременным. Молния срубила шпиль, а часы - их век оказался недолог - были разобраны и свезены на Пушечный двор.

Эпизод имеет и аллегорический смысл. Все понимали, что Спасская башня - олицетворение Москвы, а меншиковский деревянный шпиль - всего-навсего прихоть светлейшего князя. Спасские куранты - дело всей Москвы, часы у Чистого пруда - не более как затея Александра Даниловича, у которого - все знали - ума палата, да действовал он не всегда бескорыстно. Наделала, как говорят в народе, синица славы, а моря не зажгла.

Долгое время от моста через ров возле Спасской башни к Ильинке был мост, на котором стояли лавочки, торговавшие книгами и лубочными картинками, любимыми простыми людьми. Тут же обитали духовные лица, ожидавшие приглашения занять приход или совершить какое-либо действо: обвенчать, отпеть усопшего, крестить ребенка… В вербную субботу Спасские ворота были своеобразной декорацией для так называемого «библейского действа», когда совершалось «хождение на осляти» - своего рода спектакль.

ЦЕРКОВЬ ГАВРИИЛА АРХАНГЕЛА («МЕНШИКОВА БАШНЯ») ФРАГМЕНТ.

Незабываемая страница связана с «грозой двенадцатого года». Байрон, никогда не бывший в Москве, представлял Наполеона на фоне северных экзотических сооружений, внушенных, очевидно, каким-либо кремлевским пейзажем, увиденным на английской гравюре: «Вот башни полудикие Москвы Перед тобой из серебра и злата Блестят на солнце, но, увы, То солнце твоего заката». Спасскую башню, как и весь Кремль, в конце концов озарило не столько солнце, сколько пожар Москвы. Наполеон хотел оставить на приречном холме лишь груду взорванных камней. К счастью, адский замысел не удалось осуществить. Очевидцы считали - Спасская башня не взлетела на воздух только потому, что пламя горевшего шнура было погашено проливным московским дождем - стояла оттепель.

КНИЖНАЯ ТОРГОВЛЯ У ФРОЛОВСКИХ (НЫНЕ СПАССКИХ) ВОРОТ КРЕМЛЯ. XVII ВЕК. Акварель An Bаснецова.

На снимках семнадцатого года Спасская башня выглядит полуразрушенной. Но впереди - преддверие новой славы. Кремлевские куранты зазвучали на весь мир. В предвоенные годы в праздничные дни возник обычай украшать древние стены кумачом, огнями-транспарантами.

С появлением на площади Ленинского Мавзолея от Спасских ворот к гробнице строевым шагом в положенное время проходят часовые роты почетного караула. В дни народных празднеств и военных парадов из Спасских ворот выходят руководители партии и правительства, направляясь к трибуне.

Спасская башня навсегда запомнила шаги Георгия Константиновича Жукова и других славных маршалов, генералов и военачальников - участников Парада Победы в сорок пятом, незабываемом году. Сразу после войны в московском небе вновь загорелись кремлевские звезды. И самая первая из них - звезда на Спасской башне. Москва, страна, весь мир радовались тому, что нет больше светомаскировки, что Кремль и его Спасские ворота опять сияют своей незатемненной величественной красотой. На башне восстановлено резное белокаменное убранство, ее знаменитые узоры, изображения зверей и птиц, заставляющие вспомнить далекие времена.

Когда в далеком путешествии, находясь в стодевятом царстве-государстве, куда и долететь можно только на ковре-самолете, включаешь приемник и вездесущие радиоволны доносят бой кремлевских курантов, как теплеет сердце - Москва шлет привет каждому из нас голосом вечной Спасской башни. И мы повторяем слова, навсегда запечатлевшиеся в памяти.

Союз нерушимый республик свободных

Сплотила навеки Великая Русь…

Мир старых башен

Все кремлевские строения хороши по-своему. Слава угловой Арсенальной башни - воинская, богатырская и… ключевая. В стрельнице издавна находился колодец, питавший Кремль родниковой водой. Когда ее заложили в 1492 году, то летопись отметила, что она «стрельница новая над Неглинной с тайником». Тайник - это ключ, бьющий из-под земли. Родниковые струи не иссякают, вода в них играет, как и пятьсот лет назад. Можно не сомневаться, что зодчий Пьетро Солари и московские строители с умыслом возвели круглую башню над ключиками, что били на просторе, на берегу Неглинной. Когда приходила осадная пора, не было заботы, где взять воду. Башня щедро поила и воинов и мирное население, скрывавшееся за крепостными стенами.

Колодец-тайник, овеянный преданиями, для нас едва ли не такая же драгоценность, как ключик на тверской земле, где начинается Волга… Когда ныне при свете лампы вглядываешься в воды, то видишь воина в шлеме, монаха-аскета, девицу-боярышню, полководца, отирающего, как было передано в сказании, храбро-победный пот. Вот родниковая струя бьет из-под земли и что-то лепечет. «О чем твой шепот, тайник?» - «Помню, многое помню… Небо, сестру свою Неглинную-реку, запах трав». - «А еще?» - «Пил мою воду Иван Калита. Омыл лицо струей Дмитрий Донской перед великим походом А когда в башню меня заключили, приполз раненый ратник, да так до воды и не дотянулся. Потом на коромыслах ведрами на стены женщины воду носили, поили тех, кто отбивал осаду…»

Башня венчала главную стену Кремля, обращенную к Великому посаду. Стена начиналась у Москвы-реки Беклемишевской башней, а стрельница у Неглинной ее завершала. В старину она звалась не Арсенальной, а Собакиной - по имени боярского двора, находившегося в этом углу крепости. По имени владельцев усадеб, находящихся за стеной, назывались и Беклемишевская и Свиблова башни Башня, вознесшаяся над просторами Неглинной вместе со всеми другими кремлевскими вышками (а было их при Иване III восемнадцать), повествовала эпической архитектурной формой, что Москва, переросшая белокаменный наряд времени Дмитрия Донского, стала великой державой. Живописность крепости, ее самобытность, цельность всей каменной панорамы, естественное размещение башен, их высоты, очертания, «привязка» их к зубчатым стенам, шатры стрельниц - все это делало кремлевский треугольник, огороженный летом зеленью, припущенный снегом зимой, единственным и неповторимым. Иностранные путешественники, увидев издали Арсенальную, принимали Кремль за королевский замок, но, подъехав ближе, сравнивали его с Капитолийским холмом. Архитектурное величие - в русских традиционных формах - соответствовало государственной мысли о том, что Москва - преемница исторических миссий Рима и Константинополя.

При недавней починке-возобновлении Арсенальная поделилась одним из секретов, а их у нее - не приходится сомневаться - немало. Когда расчищали старый колодец, то, к удивлению строителей, обнаружили там двести каменных ядер, вытесанных еще в четырнадцатом веке. Некоторые из них довольно велики - полметра в окружности. Их, эти ядра, даже и пушечными