Книга Один за всех - Григорий Максович Крошин

пренебрежительно относящихся к нашему с вами, читатель, общему достоянию, пытающихся что-то урвать себе за счет каждого из нас, взять при этом не только то, что плохо, но и что довольно хорошо лежит, или так просто, от нечего делать, изрезать перочинным ножом общую лавку в парке культуры и отдыха, разобрать на составные части телефонную трубку в уличной кабине, оторвать бесплатно билет в троллейбусе без кондуктора…

Но, может быть, не стоило бы рассуждать об этих аномалиях, если бы не это уникальное письмо в редакцию, упомянутое в начале фельетона. Тем более что какой это нормальный человек станет обкрадывать самого себя — будь он аппаратчиком на молокозаводе, продавцом в овощном магазине или рядовым прохожим, остановившимся в жаркий день выпить стаканчик газировки из автомата?!

Никакой, конечно. Но, кстати, об автоматах с газированной водой. Руководители столичного Автоматторга подсчитали как-то: каждый год они списывают в среднем около полутора миллионов (!) стаканов…

ВЫЕЗДНАЯ МОДЕЛЬ,

или

О чем говорить, когда не о чем говорить?

Не хожу я на эстрадные концерты. Как представлю, что целый вечер меня будет пытаться рассмешить старыми анекдотами конферансье, не по себе становится. Ну, возможно, я сгущаю. Может, и не все так уж беспросветно. Только лично мне на конферансье почему-то вечно не везет. Но тут, будучи в командировке в Алабинске, увидел афишу: «В помещении театра оперы и балета — лауреат Всесоюзного конкурса, лауреат премии Алабинского комсомола группа «Габриэль»! Ведущий — В. Хорьков». И подумал: может, на этот раз мне повезет? Рискнуть? A-а, была не была!..

…Итак, воскресный дневной концерт, на сцене — конферансье:

— Пожалуйста, не подумайте, что я путаю этот прекрасный театр оперы и балета с Дворцом бракосочетаний, но я убежден, что в зале сегодня присутствуют влюбленные…

Вот как ловко перевел он разговор с театра на любовь. Универсальный, кстати, прием. Для любой аудитории сгодится. Выступаешь, скажем, на площади: «Не подумайте, что я путаю эту прекрасную площадь с Дворцом бракосочетаний, но…» Или даешь концерт свинаркам на их рабочем месте: «Не подумайте, что я путаю эту прекрасную свиноферму с Дворцом бракосочетаний…»

И далее шпарь себе по тексту про любовь:

— Любят всех — толстых и тонких, блондинов и брюнетов. Рыжих любят (пауза, для смеха)… конопатых (еще пауза)… Конферансье любят…

Ну, в этом месте, по идее, вообще должен быть обвал, но… сегодня что-то жидковато. Какого им еще рожна надо? Стараешься, остришь изо всех сил… О чем же еще пошутить? А может, им про жажду славы завернуть? Пожалуйста, есть в репертуаре и такой текст. Про то, что каждый, мол, мечтает прославиться, чтоб узнавали его с первого взгляда, чтоб место в троллейбусе уступали. Если ты, конечно, Климук, Каспаров, Ригерт, Евтушенко или Пугачева… Ну, а как быть, если ты просто Хорьков? И дальше — держитесь за животы — такая хохма: «И поешь, допустим, хуже Каспарова… И гирь можешь поднять меньше, чем Пугачева…»

Ну… что же вы, изверги, даже не улыбнетесь-то? Что вам, жалко, что ли? Хоть бы из вежливости.

Да-а, тяжкая это работа — публику смешить. Тем более эту. Которая ждет не дождется выхода тех, ради кого она и пришла: артистов группы «Габриэль». Тем более что две трети зала — дети лет этак по 13–15, жаждущие «заводных» ритмов и «обалденных» электромелодий. А им вместо этого деловой дядя-конферансье уже полчаса про рыжих да конопатых вещает… Нет-нет, дети, этот дядя абсолютно нормален. Просто он все время шутит и шутит…

— …Скажем, идете вы по улице и вдруг видите свой портрет! Приятно? Конечно. Но, может, это ошибка? Нет, никакой ошибки, крупными буквами написано: ХОРЬКОВ, такого-то года рождения, отец троих детей, скрывается от уплаты…

Ничего шуточка, а?! Ну, как тут не обхохотаться, верно? А дети эти молчат, хоть ты тресни… Что ж, пора, значит, бросать последнюю кость:

— …Можно звезду новую открыть, можно… ну, не знаю… мазь противоалкогольную придумать! А чего? Смазал руки — отбойный молоток держат, а стакан выскальзывает…

Ну вот, наконец-то проснулись, голубчики! Гогочут, родимые! Не зря, стало быть, работаем языком, ох, не зря. Ну, раз такое здесь идет, поддадим-ка юнцам еще жару, пока они не остыли:

— Допустим, в субботу… часам к двум… собрались втроем (опять смех, намек понят!)… Иванов, Петров, Сидоров. Попеть собрались. На три голоса… И появился новый обычай: «Не пить, а петь!»

Конферансье перевел дух, поглядел с надеждой в сторону кулис, постоял в раздумье и вдруг… разоткровенничался:

— Да-а… А говорить-то мне, собственно, уже и не о чем. А говорить, как вы сами понимаете, надо…

А если не о чем, так, спрашивается, зачем пыжиться, верно? Ан нет, не так, оказывается, все просто:

— …Представьте себе на секунду, что… вам каждый вечер надо выходить на сцену, о чем-то там говорить… причем неизвестно о чем… Это же ужасно! Поэтому радуйтесь тому, что у вас гарантированная зарплата. А не сколько наболтаешь, столько и получишь… — В этом месте обычно смеются. Потому как это такая веселая шутка. Ну, а если с первого раза никто не прыснет, так можно в крайнем случае шутку еще раза два-три повторить. Чтоб еще смешнее. — У человека хорошее настроение тогда, когда у него все хорошо: здоровье, работа, счастье в семейной жизни. Ну, здоровье у вас, я вижу, хорошее, так? (В зале тишина.) Нут… раз вы сами пришли на концерт… своими ногами… (нервный смех.)

…Ну, и публика пошла! Особенно эти нетерпеливые юные меломаны. То и дело поглядывают за кулисы. Музыку им, видишь ли, подавай. Подождете, будет и музыка в свое время. Когда дядя Владимир Хорьков зарплату свою сполна отболтает.

— …А что касается счастья в семейной жизни, — продолжает учить уму-разуму дядя, — то это ведь как деньги: или они есть, или их нет…