Книга Марш на рассвете - Александр Семенович Буртынский

ругал и себя, и ее, и злополучный этот городок, который, как на зло, кто-то подбросил ему на пути.

— Шо, товарищ лейтенант, переживаете? — В приспущенном окне кабины показался медный лоб Потаповича. — Из-за девки, чтом ей неладно… У меседке они Там. Неженцев ей про музыку травит, про якую-то партию Жилеты, шо ей на сцене петь. А вона сидит скушная… вроде не слушает. Да вы не серчайте, я незаметно подглянул.

— Кто тебя просил?

— Да никто. По сомственной инициативе. Вижу, скушная. И вы ж… куда ж Неженцеву. У ем кровь вялая, а у вас огонь, баба это чует. Сходите.

— Воспитания у меня не хватает! Подучусь — тогда. Валяй отсюда…

— А она говорит — хватает.

— Как говорит?

— А так. Я говорю: почему, дескать, нашего лейтенанта не приглашаете, а она: хватило, мол, у него совести всех оскорбить, пусть не идет, это его дело. Просить не будем. Видали? Но это ж я понимаю все наоборот…

С треском задвинул стекло перед носом Потаповича, Вылез из кабины и пошел к колонке. Нажав на стертую в черных оспинах рукоять, подставил голову под струю воды и держал ее долго, пока не заломило в висках. Скошенным глазом увидел выходивших из калитки Неженцева, Ижину с ведром в руке. Померещилось, будто позвал его знакомый голос. Сердце упало. Сунув руки в карманы, громко отфыркиваясь, вразвалочку — быстрей, быстрей — зашагал по шоссе.

Солнце перешло на вторую половину неба. Карпаты пестрели сарпинковым разнотравьем, золотыми плешинами отрогов. По ущельям темнели изумрудные полосы леса.

Весь день проплутал Виктор в горах, то карабкаясь по красноватому сыпучему подзолу, то ложась ничком в терпкую, душистую ромашку. Вдали прерывисто ухало, Земля вздрагивала.

Вернулся к вечеру усталый, точно хмельной.

Лежавший на траве у машины Потапович оперся на локоть, выставив бронзово лоснящееся плечо.

— Именины у вашей крали, товарищ лейтенант. Майор только-только был, отдал я ему нашу флягу со спиртом. Зря. Думал, вы тоже там.

Не ответив ординарцу, Виктор направился к летучке. Оттуда, осторожно нащупывая палкой ступеньки, спускался майор. Досиня выбритый, пахнущий одеколоном. Виктор поддержал майора, помог сойти.

— А, это ты? Спасибо.

— На именины? От меня там поздравление передайте, — хрипло сказал Виктор.

— Да. Понимаешь, славные люди. Долг вежливости… — Майор замялся, переминаясь возле своей клюшки. Брючный карман его топырился от фляги. — А ты, значит, не идешь? И правильно. Кому-то из офицеров надо остаться, — возможно, из штаба…

— Не беспокойтесь, не пойду! А захочу — и пойду, — упрямо всматривался в гладкое лицо майора с остатками щетины на скулах. — Стало быть, мне нельзя? Грубиян? Или что-нибудь похуже она обо мне сказала, а? Ведь сказала. То-то вы меня брать не осмеливаетесь. Не приглашали. Плох.

— Почему же плох, — хмыкнул майор. — Напротив. Это как раз меня и тревожит. У тебя что же это, серьезно? А, ну да. Конечно. Загорелось. Прямо огонь бенгальский. Кажется, у вас чуть до драки не дошло? — Майор покачал головой. — А девушка эта, по-моему, интересовалась тобой. Если я чего-нибудь не напутал.

Виктор постоял, глядя вслед удаляющемуся майору, выкурил одну за другой две сигареты.

* * *

По аллее бродили сумерки, в просветах ветвей синело закатное небо. Остановился. За дощатым самодельным столом, уставленным тарелками с хлебом, огурцами, сидели Ижина, Неженцев, спиной к выходу — майор. Дядя Карел, растрепанный, красный, что-то втолковывал Неженцеву, размахивая пустой рюмкой. Увидев Виктора, весь просиял:

— Га! Пропащий. А ну, седай, а ну, як то… штрафну, налить ему штрафну.

Очутившись возле стола, Виктор какой-то, миг колебался, еще не веря себе, поймал приветливый взгляд продолговатых мерцающе-синих глаз, сел рядом с капитаном и залпом опрокинул подсунутую кем-то пузатую чашку со спиртом. Внутри обожгло. Он стал закусывать, не решаясь взглянуть на Ижину.

— А я так скажу: пришла свобода — человек сам себе господаж! — гудел дядя Карел, тыча в Неженцева плескавшейся рюмкой.

Тот, снисходительно улыбаясь, разводил руками, назидательно говорил о каких-то законах и субстанциях. Нос у дяди Карела багровел. Неожиданно сбоку, у плеча, просунулось лицо Потаповича. Он что-то зашептал майору, и тот поспешно вылез из-за стола, исчез вслед за солдатом.

— Но… но позвольте, — сердился Неженцев, утирая платочком обрызганную спиртом щеку. — Свобода — категория относительная. Человек подчиняется законам общества.

— Я без тебя знаю! Гишь ты, млеко под носом, а старика учить?

Ижина умоляюще сложила руки, переводя взгляд с отца на Виктора.

— Попусту вы спорите, дядя Карел, — неожиданно для себя сказал Виктор, легко выдерживая упорный взгляд старого чеха. — Он философствует, а вы говорите то же самое простыми словами. А путь у нас, дядя Карел, один. Жить так, чтобы война не повторилась.

— То правда, правда. — Дядя Карел грузно привалился к столу, заморгал тяжелыми с нависшей складкой веками. — Били, насилували… Склад немецки, трофейны… Там и златы часы, и картины, и костюмы детски… детей наших. Обрали народ догола, на посмешку! — ударил себя кулаком в грудь, мотнул кудлатой головой, тоскливо заглядывая в лицо Виктору. — Или мы люди, или невольники. Трети дороги нету.

— Ну, вот, и хватит спорить.

— За дружбу, — хрипло сказал дядя Карел. — Надо больше дружбы, взаемности. И так люди перестрадали, ох как перестрадали! Семья наша — где? А? — Голос у старика дрогнул. Он всхлипнул, подперев кулаком щеку. — Где жена, сын… Ижинке осмнадцать року. Учиться надо, а одеть нечего. Едне платешко.

Только сейчас Виктор заметил — платье на Ижине старенькое, местами посеклось. Он и мысли не допускал, что ей может быть плохо. Девушка вдруг напустилась на отца. Гневно блестя глазами, затараторила по-чешски. Тот виновато растопырил пальцы.

— Так за дружбу? — улучив момент, сказал Виктор и робко покосился на Ижину.

— Да, — робко сказала Ижина. Рюмка ее приблизилась к чашке Виктора.

Он засуетился, зачем-то встал, запинаясь произнес:

— Поздравляю вас. Желаю счастья… — Горло сжалось, и он спросил без всякого перехода: — А где этот склад с трофеями?

План мгновенно созрел в его голове: ему захотелось сейчас же сделать Ижине подарок.

— Га? Склад? — очнулся дядя Карел. — За мостом, в Раде окрестовой, пропади он совсем.

— Я сейчас. Я скоро, — пробормотал Виктор. Выбрался из-за стола и со всех ног помчался к воротам.

* * *

Майора в летучке не оказалось. Сидевший на приступке Потапович сообщил: командира увезла штабная машина.

— Наверно, уйдут они от нас.

— Если явится, скажи, я взял «оппель». Буду через час или раньше.

— Командир сказал: никому не отлучаться.

Забравшись в машину, Виктор привычно нажал на стартер. Легкая дрожь мотора отдалась во всем его существе нетерпеливым, томительным ощущением.

Выехав на дорогу, машина помчалась к городку, набирая скорость. Вечерело. Сквозь зубчатую кромку лесистых