Книга Мир дней. Том 2 - Филипп Фармер

— Ох и отоспимся вволю и…

— О, нет! — воскликнула Сник.

Света в пещере от фонаря было не больше, чем в тазу — воды для плавания рыбы. Сник сорвала с себя полицейскую форму. На ней оставалась светло-лиловая тенниска и короткие трусики. Прямые темные волосы блестели как мех котика, а темно-карие глаза сверкали. Казалось, точеное широкоскулое лицо над гладким бронзовым телом вот-вот вспыхнет. Какая прекрасная у нее была голова, если головы вообще бывают прекрасными.

Она сдернула тенниску. Обнажились груди — небольшие совершенной формы шары с крупными розово-красными сосками. Затем прочь полетели трусики, открывая необычно густую лонную растительность, темную и загадочную.

Сник пантерой прыгнула на него. Он упал на спину под ее натиском, не сопротивляясь, прижатый к матрацу ее телом. С помощью Сник с его одеждой было быстро покончено.

— Я не ожидал… — шептал он.

— Помолчи! — ее рот накрыл его губы…

Голова Сник покоилась у него на груди. Правая рука обнимала его тело. Отчего она буквально бросилась на меня? Она же ни разу ни словом, ни движением не давала ему повода и подумать, что он нравится ей в сексуальном смысле. Его собственное отношение к Сник как к женщине сделалось каким-то призрачным. Сначала ему казалось, что он влюблен. Можно было предположить, что он любил ее, пребывая в других своих личностях. Он не помнил их. Но ее жадность кровопролития как-то оттолкнула его, и он решил, что и не мог любить ее. Как будто решение ума имеет что-то общее с решением чувств. Но его ответный порыв к ней сейчас — нет! это больше, чем желание удовлетворить вожделение. Он слился с ней в исступлении, которое может вызвать только любовь, но не похоть.

Оба были столь переполнены неистовством страсти! Что еще, кроме секса, могло спалить высокий нервный заряд после всего сделанного сегодня?

То, что это не все, что они еще сильно и глубоко пронизаны нервной энергией, сразу стало очевидным. Сник жадно целовала его тело; четыре раза соединялись они, пока не затихли, опустошенные. Вспотевшие, они лежали недвижно, успокаивая учащенное дыхание.

Чуть погодя Дункан вышел к дождю и стоял в нем, содрогаясь под потоками холодной воды, но ощущая себя счастливым и очищенным. Через минуту и Сник присоединилась к нему. Близкие зигзаги молний судорожно освещали их. Выкрикивая что-то радостное, она опять обхватила его, увлекая за собой на холодную, твердую землю… «Мы взбесились сильнее молний», подумал Дункан.

Дрожа, они вернулись в пещеру. Полотенцами из неистощимого багажного отделения они растерлись насухо, потом мазью из походит аптечки натерли колени, ободранные на скалистом ложе. Они с жадностью набросились на еду; Сник беспрерывно оживленно болтала. Что-то переключилось в ней: обычно разговор поддерживал он.

— Мы показали им, ублюдкам! — кричала она. — И еще кое-что им преподнесем! Они нас не забудут никогда!

— Отложим это на завтра. — Он вполз на матрац и завернулся в тонкое, но теплое одеяло. — Не желаешь ли присоединиться?

— Я не могу спать, когда еще кто-то есть в моей постели.

Сник нагнулась, нежно поцеловала его и легла на свой матрац. Уснула она, должно быть, почти мгновенно, хотя Дункану казалось, что он слышал ее бормотание: «…все время до конца».

Трудно было понять ее. Сник ненавидела тех, кто ложно обвинил ее, и, случись, не остановилась бы перед убийством прямо ответственных за это. Но истинно революционным началом она не обладала. Собственно говоря, у нее не вызывали протеста ни жизнь один раз в неделю, ни система власти. Сник просто-напросто желала выпустить кишки продажным чиновникам, которые наплевали на ее преданность и веру в систему. Это не имеет значения, убеждал себя Дункан. То, что она делает, вызывает революцию, и она может помочь приблизить конец мира дня.

Поздним утром, окоченевший и сердитый, Дункан поднялся с постели. Сник спала, голова ее свисала с подушки, рот открылся.

Дункан сорвал с консервной банки колпак и следил за тем, как вода в ней темнеет и закипает. Он выпил кофе и вышел из пещеры. Вернувшись, он застал Сник в постели — проснувшейся. Он повторил операцию с банкой и подал ей кофе. Она сидела, накинув на плечи одеяло, потягивая напиток. Потом Сник спросила:

— Что теперь?

— Дождь кончился, но небо заволокло — на западе сильнее, чем на востоке. Того и гляди снова разразится гроза. Тогда мы выберемся отсюда. До леса миль десять совершенно открытой местности. Хорошо бы проскочить, пока патрули не пролетят.

Сник согласилась. Она не спорила и когда он предложил вернуться в Комплекс Башни Ла Бреа.

— Мы заберемся в дебри, и, если повезет, нас долго не обнаружат, сказал Дункан. — Потом отправимся в Башню. Вряд ли кому-то придет в голову, что мы вернемся в то же место, откуда улетели.

— Значит, все обтяпаем в два счета?

Дункан не ответил. Вопрос был риторический.

Они коротали время. Прошел час. Ветер усилился и теперь завывал в пасти пещеры. Еще через час косой дождь стал заливать вход. Грохотал гром. Раскаты его в пещере усиливались ее природной акустикой. Невдалеке ударила молния — расщепленное дерево свалилось с едва слышным треском.

— Повезло, что не в нас. Вряд ли патрули высунут нос, — проговорил Дункан.

Спутники наблюдения будут пытаться засечь электромагнитное поле любой аэролодки размеров той, что захватил Дункан. Их местонахождение и маршруты станут известны кораблям властей. В тот же миг, как детекторы засекут неизвестную лодку, на ближайшей станции органиков получат ее координаты. Пока аэролодки органиков стаей бросятся на перехват подозрительного корабля, спутники продолжат свою слежку.

Во время бури беглецы оставались в безопасности: детекторы бессильны при электрических возмущениях.

Порою Дункану верилось, что он один из тех редких людей, чей «личный магнетизм» притягивает тихеноны. Это такие волнообразно движущиеся частицы, о существовании которых говорят астрологи и метафизики и прочие далекие от науки люди. Частицы называются так по имени древней греческой богини случая и судьбы Тихе. Тихеноны собираются вокруг определенных индивидуумов, как железные опилки на магните, и таким образом увеличивают вероятность для них доброй судьбы и щедрого счастья. Конечно же, это полнейшее суеверие. Тем не менее ему и впрямь здорово везло. До сих пор.

Тысячу облет назад вся эта территория была бесплодной пустыней. В Новую Эру понадобилось триста облет, чтобы превратить в порошок скалы и создать новую почву, наполнить ее червями и другими микроорганизмами, рождающими жизнь земли, вырастить деревья. Были выкопаны русла рек, и по ним с гор побежала вода. И вот там, где когда-то дремали тысячи квадратных миль сухой и мертвой поверхности, радуют глаз зеленью деревья и кустарники.

Под сенью этих деревьев и двигалась аэролодка в направлении штата Лос-Анджелес. К трем часам пополудни лодка припарковалась под кроной ели у склона горы. Они еще нарубили веток и укрыли ими лодку. Чуть выше по склону, в нише под нависающим выступом они и нашли себе убежище. Здесь они останутся до раннего утра следующего дня. А какой хороший обзор отсюда на башни Лос-Анджелеса, на бухту, на воздушное движение. Часть дня они провели в кабинах лодки, следя за новостями на экранах. Дикторы утратили профессиональное спокойствие, хотя и очень старались обуздать свое возбуждение и негодование. Они сообщали, что двое преступников (иногда их именовали суперпреступниками), Дункан и Сник виновны в нападении на жизненно важные объекты Земли, особенно в штатах на Западном побережье и, в первую очередь, в штате Лос-Анджелес.