Книга Одним лайком меньше - Эллери Ллойд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По почтовому индексу легко вычислить кафе, куда Эмми заходит с детьми после утренней прогулки и где ее муж иногда пишет свой роман за чашкой кофе. Открываешь «Стритвью» – и видишь, как удобнее всего добраться до метро или парка. Можно вычислить, какой детский сад посещает их дочь, и проложить до него кратчайший маршрут. Сразу ясно, где находятся игровая площадка и киоск со сладостями, который так любит Коко.
Очень странное ощущение. Просто голова кругом…
Иногда мне представляется, будто я смотрю в пруд с золотыми рыбками, у нас был такой в школе. Бывало, наблюдаешь, как они безмятежно занимаются своими делами, а в глубине души сознаешь, что в твоей власти кинуть камень или ткнуть палкой – просто так, чтобы поглядеть, как рыбки в страхе мечутся туда-сюда. Или можно поймать одну и вытащить из воды; тогда остальные попрячутся в водоросли, помахивая хвостиками, – только их и видели…
Порой тебе кажется, что ты не способна сотворить подобное с живым существом. Нет-нет, это не про тебя.
А порой ты уже не так в этом уверена.
Много лет назад, в школе, я была хорошей девочкой, вежливой и доброй. Все так говорили.
В последнее время я ловлю себя на размышлениях о том, чего мне на самом деле хочется, и это меня пугает. Боюсь, я превращаюсь в чудовище.
Дэн
«Какая гадость!» – вот моя первая мысль. Без преувеличения, это самая уродливая мягкая игрушка, какую я видел. Вместо глаз – растрескавшиеся пуговицы. Замусоленные уши почернели от грязи. Одна бретелька комбинезона порвана. Рот похож на неровно зашитый разрез. Так и хочется выхватить игрушку у Коко из рук, швырнуть в мусорную корзину, а потом протереть нас обоих санитайзером.
Но тут меня посещает вторая мысль – когда моя дочь уходила из обувного магазина, этой штуки у нее не было.
Мы с Эмми договорились, что не будем ругаться при детях. Обычно – хочу особо это подчеркнуть – прокалывается как раз Эмми. Именно она произносит слово на букву «б», когда из открытого буфета выпадает пачка муки и ее содержимое рассыпается по всей кухне. Именно она сквозь зубы (но вполне отчетливо) обзывает «долбое…» тех, кто влезает перед нами в очереди в аэропорту. Именно ей приходится увиливать от объяснений, что такое «пое…нь», якобы обнаруженная ею на кухонном столе. Однако сейчас мои нервы натянуты до предела, поэтому я не сдержался.
– Господи, Коко, где ты взяла эту хрень?
Всякий раз, когда рявкаешь на ребенка, наступает ужасное мгновение тишины: глаза Коко расширяются, наполняются слезами, она замыкается в себе. Дочь запоздало прячет игрушку за спину.
– Нигде.
– Покажи.
Она подчиняется, неожиданно медленно и неохотно.
– Спасибо, – говорю я.
Встаю на колени, подвергаю игрушку тщательному осмотру. Это собака, медведь или обезьяна? Непонятно. Если у этой твари и был хвост, она давно его лишилась.
– Это чье, Коко? – спрашиваю уже спокойнее.
– Мое.
– Нет, солнышко, точно не твое. – Брезгливо держу игрушку двумя пальцами. – Где ты ее взяла? Постарайся вспомнить.
Коко отводит взгляд.
– Может, нашла?
Она невнятно дергает плечом.
– Если вспомнишь, где нашла эту зверюшку, – говорю я, – мы пойдем и вернем ее на место. Ее потеряли – возможно, выронили из коляски… Представляешь, как расстроится хозяин, мальчик или девочка, когда придет домой и обнаружит пропажу!
– Это мое, – повторяет Коко.
– В каком смысле «твое»?
Она не отвечает.
– Если не скажешь, где взяла игрушку, – заявляю я самым твердым и решительным отцовским тоном, – я выкину ее в мусор.
Коко надувает губы и качает головой.
– Я не шучу, – предупреждаю я.
Никакой реакции.
– Последний шанс.
Она пожимает плечами.
Игрушка отправляется в урну.
Зря я так. Настоящий педагогический провал. Пока мы идем по торговому центру, Коко норовит выдернуть руку из моей и вернуться назад. В метро оседает на ступенях эскалатора. Приходится держать ее на руках до нашей станции. Когда Эмми наконец перезванивает, мы в двух шагах от дома. Моя жена интересуется, не Коко ли это рыдает на заднем плане. Сообщаю, что гастроли любительского драматического театра продолжаются уже десять минут. Ее первый вопрос – что я сделал с ребенком.
– Ничего, – отвечаю я.
– Все в порядке? – спрашивает Эмми. – У меня миллион пропущенных звонков от тебя. Я отменила встречу, взяла «Убер» и еду домой. Что случилось?
Я не готов обсуждать по телефону, что на восемь с половиной минут потерял нашу трехлетнюю дочь в торговом центре.
По дороге домой мысленно повторяю разговор с Коко. Возможно, поведи я себя по-другому, добился бы лучшего результата. Пытаюсь восстановить в памяти увиденное на эскалаторе, вспомнить цвета куртки с капюшоном, благодаря которым я решил, что за моей дочерью присматривает именно женщина. Кажется, сама куртка розовая, а вставки на спине – лиловые. Или наоборот? Если я даже в этом не уверен, тогда как вообще можно быть в чем-то уверенным?
Наш мозг сам состыковывает факты и заполняет пробелы, такова природа памяти, поэтому картинка у меня в голове – не обязательно точное отражение действительности.
Каждый раз, когда я спрашиваю Коко, куда и почему она ушла, моя дочь отвечает: «В книжный магазин».
Могу представить, как мы с Эмми будем вспоминать этот случай лет через двадцать, когда Коко станет писателем, ученым или литературным агентом; со временем острые грани сгладятся, и никто не будет задавать каверзных вопросов насчет моих родительских способностей. Могу даже представить, как мы будем копировать маленькую Коко, произнося слово «книзный». В глубине души я рад, что ее привлек именно книжный магазин, а не «Макдоналдс».
Однако сейчас мои мысли заняты только мягкой игрушкой.
Вернувшись домой, сразу же веду Коко на кухню и готовлю ей бобы с жареным хлебом. Она угрюмо съедает обед, а когда я предлагаю положить в пудинг йогурт, решительно мотает головой.
– Может, хочешь искупаться? – спрашиваю я.
Никакого ответа.
– Не переживай, купим тебе другого… медведя, в сто раз лучше. Пойдем в книжный магазин и купим.
Коко отворачивается, делает вид, будто смотрит в сад. Пошел дождик, в сгущающихся сумерках поблескивают мокрые листья. Она надувает губы, словно собирается заплакать.
– Видишь ли, солнышко, нельзя поднимать с земли чужие вещи. Ты же не знаешь, где они были.
– Это мое, – снова говорит она.
Я вымученно улыбаюсь.
– Коко, эта игрушка не твоя. Я ее тебе не покупал, мама тоже. Отсюда вопрос: где ты ее взяла?