Книга Люди на войне - Олег Будницкий

После первого посещения премьера Гопкинс писал Рузвельту: «Дом 10 на Даунинг-стрит имеет несколько неряшливый вид, потому что находящееся рядом здание Казначейства порядочно пострадало от бомбардировки. Премьер-министру больше не разрешают здесь ночевать… Все говорят мне, что он работает по пятнадцать часов в сутки, и я вполне этому верю». Большинство стекол в доме было выбито, и Черчилль позднее признался Гопкинсу, что хорошей бомбы резиденция премьер-министра просто не выдержит.

Гопкинса ввели в столовую.

Появился круглый улыбающийся краснолицый джентльмен, протянул мне полную, но тем не менее внушающую доверие руку и поздравил меня с приездом в Англию. Короткий черный пиджак, полосатые брюки, ясный взгляд и мягкий голос — таково было мое впечатление от лидера Англии, когда он с явной гордостью показывал мне фотографию своей красивой невестки и внука.

Завтрак был прост и хорош. Его подавала очень простая женщина, видимо, старая прислуга семьи. Суп, холодное мясо (я, по мнению премьер-министра, взял к нему недостаточно желе, и он мне добавил), свежий салат, сыр и кофе, легкое вино и портвейн. Он нюхал табак из маленькой серебряной коробочки — ему это нравилось.

С явной гордостью он рассказал о своей собственной роли в войне до настоящего времени. По его словам, он не знал, сможет ли Англия выдержать натиск после падения Франции, но был в этом уверен.

Именно так — «не знал, но был уверен»!

Черчилль высказал надежду, что с помощью США Англия сможет господствовать в воздухе, и «тогда Германии со всеми ее армиями придет конец». Черчилль считал, что «в этой войне никогда не будет противостоящих друг другу крупных сил». Это очень важное заявление, во многом позволяющее понять отношение Черчилля к проблеме второго фронта; по-видимому, он полагал, что Германия может быть поставлена на колени с помощью только систематических бомбардировок и экономической блокады.

На следующий день, в субботу, Гопкинс был приглашен в один из загородных домов, куда выезжал Черчилль на уикенд. Работа не прекращалась и здесь, загородные резиденции премьера были снабжены необходимой аппаратурой.

Гопкинс был удивлен огромной разнице в образе жизни Черчилля и Рузвельта. Вот его впечатления в пересказе Роберта Шервуда:

Даже если кругом был ад кромешный, это редко чувствовалось в непосредственном окружении Рузвельта, где царило спокойствие. Черчилль же всегда, казалось, находился на командном пункте опасного плацдарма, и в его разговоре постоянно слышался гром орудий. Где бы он ни был, там был фронт, а ум его был занят битвами не только текущей войны, но и всех прошлых времен, от Канн до Галлиполи. Для того чтобы заставить Рузвельта не спать до полуночи, нужны были либо Пирл-Харбор, либо выборы, либо очень напряженная игра в покер. Черчилль же набирал полный темп примерно к 10 часам вечера. Зачастую после того, как его замученные сотрудники добирались до постели в два или три часа ночи, их через час снова поднимали сообщением о совершенно новом проекте, план которого необходимо составить немедленно… Много говорили о потреблении Черчиллем алкоголя. В этом отношении его можно считать единственным в своем роде. Он пил с правильными перерывами во все время своего бодрствования; причем алкоголь не оказывал заметного влияния ни на его здоровье, ни на умственную деятельность. Те, кто утверждает, что напитки действовали на него, очевидно, никогда не имели случая спорить с ним поздно ночью по какой-либо проблеме, требующей знания фактов, когда все присутствующие падали от усталости. В потреблении спиртных напитков его можно было сравнить только с богами Олимпа. Его главные помощники… и не пытались состязаться с ним в потреблении шампанского, шотландского виски и бренди (он ненавидел коктейли, а его виски по сравнению с американским было слабым), и им приходилось мобилизовывать все свои резервы энергии, чтобы не отставать от него в работе.

Гопкинсу пришлось присутствовать при обзорах военного положения, которые устраивал Черчилль; представитель президента США знал о красноречии британского премьера, его умении удерживать внимание аудитории по часу и более; однако осведомленность английского лидера, свободное оперирование множеством цифр и фактов, причем с совершенной точностью, не могли не удивлять.

В очередном послании Рузвельту Гопкинс писал:

Черчилль олицетворяет правительство во всех смыслах этого слова: он определяет большую стратегию, а нередко решает и частные вопросы; рабочие доверяют ему; армия, флот и воздушные силы до единого человека поддерживают его; политические деятели и высшие слои общества делают вид, что он им нравится. Я не преувеличиваю, подчеркивая, что он — единственный человек в Англии, с кем вам следует провести исчерпывающий обмен мнениями.

Во время поездки по стране Гопкинс заметил, с каким благоговением британцы относились к Черчиллю. «Людям хотелось буквально прикоснуться к краю его одежды. Он был знаменитым человеком на этих островах в течение тридцати лет до войны, но они не доверяли ему пост первого министра короля, пока не оказались на краю гибели». Замечу, несколько забегая вперед: однако, едва опасность миновала, они предпочли ему другого политика.

В очередном послании Гопкинс, подытоживая личные впечатления и беседы с Черчиллем (а он провел с премьером двенадцать вечеров в течение своих первых двух недель пребывания в Англии), писал:

Ваш «бывший военно-морской деятель» (так Черчилль подписывал письма Рузвельту) — не только премьер-министр, он — направляющая сила стратегии и ведения войны во всех ее основных проявлениях. Он пользуется поразительным авторитетом во всех классах и группах английского народа. Особенно большой авторитет имеет он среди военнослужащих и трудового люда… Дух народа и его решимость сопротивляться вторжению выше всяких похвал. Как бы свирепо ни было нападение, вы можете быть уверены, что они будут сопротивляться, и сопротивляться эффективно. Немцам придется сделать что-то большее, чем убить несколько сот тысяч человек, для того чтобы разгромить Великобританию.

«Битва за Британию» оказалась хорошим уроком. Гитлер так и не решился вторгнуться на острова.

Остается удивляться, как человек, начавший войну на 66‐м году жизни и завершивший на 71‐м, мог справляться с теми безумными перегрузками, которые выпали на его долю. Многие современники указывали на привычку Черчилля спать час или полтора днем, после чего он мог работать до трех часов утра. Однако немало людей позволяют себе прилечь после обеда, и если бы это было универсальным рецептом, оставалось бы только порадоваться за человечество. Сам Черчилль на вопрос о секретах его работоспособности отвечал: «Я никогда не стоял, когда можно было сидеть, и никогда не сидел, когда можно было лежать».

Секрет остался неразгаданным; возможно, природа изготовила штучный экземпляр человеческой породы.

Особого внимания заслуживает проблема взаимоотношений Англии с СССР. При всей своей склонности к возвышенной риторике Черчилль был прежде всего прагматиком. Россия в обличье СССР по-прежнему могла служить противовесом усиливавшейся Германии. Черчилль расценивал германскую угрозу как наиболее опасную для его страны, а потому, будучи последовательным антикоммунистом, он без колебаний начал искать контакты с советской стороной.