Книга Из стали и пламени - Юлия Риа

Решив так, я продолжила путь. Двигалась теперь быстро, твердо. Спину держала прямо. И даже настороженные взгляды драконов не беспокоили.

Я миновала два моста и свернула на небольшую улочку, по которой, если не ошибаюсь, можно быстрее добраться к дому Рроака. Однако не успела я сделать и дюжины шагов, как вдруг меня с силой дернули и впечатали спиной в каменную стену.

– У драконов принято здороваться именно так? – я с усмешкой встретила прищуренный взгляд черно-золотых глаз.

– Весело тебе, охотница? Подставила меня и радуешься?

– Что?

Мои руки сжали сильнее. Почти до боли.

– Не прикидывайся, будто не понимаешь! Ты ведь знала о крови Рроака в тебе. Знала и промолчала, дрянь. Из-за тебя меня ждет отлучение от парящих!

Я растерялась.

– Отлучение? Из-за чего? Из-за того, что хотел унести чужака подальше от Гнезд?

Берготт зло дернул уголком рта, будто с трудом сдерживая клокочущую ярость.

– Не прикидывайся, – прорычал он и вдавил меня в неровную стену. Пришлось выгнуться – острый камень уперся прямо в поясницу. Взгляд дракона полыхнул расплавленным золотом. – О нет, охотница, не выйдет. Люди нас не привлекают.

В первую секунду я не поняла, о чем он. Потом же вспыхнула огнем смущения и гнева. Однако сказать ничего не успела – Берготт наклонился ниже, почти коснувшись моего носа своим.

– А хотя… может, я бы и попробовал. В бою охотницы яростны. Кто знает, в чем еще вы столь же неистовы?

– Ты бредишь, – фыркнула я, гася эмоции.

Сейчас не стоит им поддаваться. Дракон не справляется со своими, если еще и я проиграю внутреннюю борьбу – точно случится беда. А мы оба натворили достаточно.

– Успокойся и отпусти меня. Давай поговорим с Рро…

– Поговорим? – прорычал он и надавил еще сильнее. Настолько, что в этот раз я не сдержала вскрика. – О чем? Как ты обманула меня? Как подставила? Или как рылась в его бумагах?

– Что ты несешь?! Я даже не ступала в его кабинет! И ты…

– И я могу открыть память на суде парящих. Тогда они увидят всё.

– Увидят… что?

Я напряглась. Злое торжество в голосе Берготта отозвалось стылыми мурашками по коже. И что значит – открыть память?

Узкие губы растянулись в оскале:

– Могу показать.

– Обойдусь.

Я дернулась. Камень чиркнул по пояснице, заставив прогнуться еще сильнее. Наши с Берготтом тела соприкоснулись. Я снова вспыхнула – уже только от смущения – и попыталась отстраниться. Но дракон подался вперед. Теперь он прижимал меня всем телом, не только руками. Проклятый камень впивался в кожу. Я терпела, только чтобы не выгибаться, но Берготт сам навалился сверху. Нос наполнился тяжелым ароматом горящего торфа. Я задержала дыхание.

– Уверена? – теперь в низком голосе звучала насмешка. Холодная, колючая, злая. – Я не стану единственным, кто сорвется в пропасть. Если гнев Рроака падет на меня – клянусь Первопредком, я сделаю все, чтобы ты тоже не избежала его ярости.

Все внутри меня выморозило от дурного предчувствия. Клятвы для драконов священны – в этом сомнений не осталось. И если Берготт воззвал к их божеству…

Проклятье!

– Что значит «открыть память»? – спросила сухо, почти требовательно.

Пусть от волнения сердце сбивается с ритма, но дракон этого не узнает. Я охотница, дочь Ордена. И гордость праведных для меня не пустой звук.

– То и значит. Они увидят все, что видел я. Почувствуют то же, что чувствовал я. И услышат, что слышал я. Могу показать, каково это, – повторил он и, не давая возразить, добавил: – Клянусь Первопредком, ничего плохого с тобой не случится. Напротив, ты узнаешь об еще одной тайне драконов. А потом уйдешь. И я не стану тебя удерживать.

Я нахмурилась. Новая клятва вселила надежду, что Берготт говорит правду. К тому же мне действительно будет намного проще объяснить отцам это умение драконов, если я его прочувствую. Но почему же тогда все мои инстинкты буквально вопят об опасности?

– Или мы можем пойти к Рроаку, как ты хотела. Я открою ему свою память, а ты постоишь рядом. Посмотришь.

Каждое слово едва не сочилось предвкушением. Будто сделай Берготт обещанное, и все станет еще хуже. Проклятье! Как же быть?

– Я не стану уговаривать, охотница. Не хочешь? Не надо. Увидимся на суде парящих.

Фыркнув, Берготт отпустил мои руки, развернулся и зашагал прочь. Я смотрела в широкую спину и чувствовала волны дрожи, расходящиеся по телу.

Нет. Не могу. Я должна понять, что он задумал.

– Подожди!

В три шага я нагнала его и ухватила за рукав. Медленно, будто нехотя, Берготт обернулся.

– Что? Передумала?

Сердце сжалось от волнения и страха. Великие боги, молю, пусть это не будет ошибкой!

– Да, – ответила твердо. – Я хочу, чтобы ты открыл мне свою память.

* * *

Берготт отвел меня в сторону. Заставил подняться на небольшой ящик, присыпанный снегом. И встал напротив.

– А ящик обязателен для открытия памяти? – я криво дернула уголком губ, пытаясь за насмешкой скрыть волнение.

Берготт хмыкнул.

– Ты слишком низкая, охотница. А наши глаза должны быть вровень. Теперь расслабься. Расслабься, охотница, – повторил он, стоило мне напрячься, когда наши руки соприкоснулись. – Вот так. Ничего страшного, видишь?

Он прижал мою ладонь к своей груди. Прямо напротив сердца. Подушечками пальцев я ощутила его ритмичное биение.

– Не бойся, – произнес Берготт неожиданно мягко. И медленно, чтобы не напугать, опустил руку мне на грудь. – А теперь закрой глаза. Ты не должна видеть окружающий мир, чтобы увидеть мои воспоминания.

Я кивнула. Выдохнула через нос, успокаиваясь, и зажмурилась.

– Расслабься. Тебе ничего не угрожает. Просто смотри, чувствуй…

С каждым словом его голос звучал все тише, будто отдаляясь. Сердце под моей ладонью билось все ощутимее. В какой-то момент даже показалось, что оно ударяется мне в пальцы. Словно нет больше мужской груди, клетки ребер. И наших тел больше нет. Только его сердце и моя ладонь. Ритм жизни, что передается от него ко мне.

Темнота перед внутренним взором подернулась рябью. Начала светлеть, как тающая ночь. И в этих сумерках проступили силуэты: обшитые деревом стены, голые ноги, худые и белые. Светло-серая рубаха, едва прикрывающая колени. И густые рыжие волосы, почти медные из-за напитавшей их влаги.

Мгновение – и я вижу свое лицо. Хмурое, сосредоточенное, решительное. Еще мгновение – и взгляд застывает на разбросанных бумагах на столе.

А ведь когда я стояла перед дверью, даже не подумала, как этот бардак может выглядеть со стороны. Не понять: был ли он там всегда или его устроила я.