Книга Живые тридцать сребреников - Петр Ингвин

Потому что это была самая сильная боль.

Крик сгинул в сверкавшей белизне, как и предыдущий. Мира бежала где-то впереди в царапающей кожу вьюге, ударившая в лицо пурга забивала глаза и лезла в рот. Пургой она казалась открытым телам и не предназначенной для мороза одежонке, на самом деле — не пурга, а поземка, искрящийся флер поверх раскинувшейся слепящей простыни безмолвия.

Выскочить наружу в домашнем — это хуже чем глупо. Это смертельно. Учитель по нестандартным ситуациям сказал бы, что первым делом нужно вызвать спасателей, вторым — обезопаситься самим, и только третьим — отправляться на помощь тому, кому помочь, скорее всего, уже невозможно.

Охапка с одеждой мешала, ступни хрустели в изумленно хрюкавшем снегу, ноги периодически проваливались выше колена. И это у Сергея. Как же бежала Мира — маленькая в сравнении с ним, в туфельках с кокетливыми каблучками? А она бежала — бежала так, как никогда не пробежать ему, ни на спор, ни на экзамене. Так летит взгляд, а привязанное тело волочится следом — неуклюжий материальный придаток к чему-то невероятно огромному и великому. В былые времена люди верили в богов, это смешило школьников. Глядя на Миру, Сергей понял: поверить в невозможное легко. Достаточно один раз увидеть.

Глаза на морозе слезятся, их в тот же миг вымораживает, и на щеках остаются жуткие дорожки. Сами щеки превращаются в забытую в морозильнике стальную фольгу. Ткни — осыплются хрустящими осколками. Голову сжало, как тисками, конечности ломило и выкручивало, уши резало тупыми ножницами, ими же выкалывало глаза.

Впереди мелькало красное платье.

Сергей несся следом.

Уже скоро.

Из-за мороза и аномалий батареи, бывает, разряжаются мгновенно, хотя рассчитаны на годы, потому связь, скорее всего, Вик не отключал — у него либо зарядка приказала долго жить, либо само устройство подвело.

Чему учили с малых лет? В первую очередь — вызвать спасателей. Пока они добираются, пострадавшего следует напоить и накормить горячим. Весьма актуальная информация, чтоб ее подальше и надолго.

Вспоминаем дальше.

Никогда не тереть повреждения. Если поблизости не оказалось лечебника, при легком переохлаждении согреть пострадавшего в ванне комнатной температуры, ни в коем случае не горячей. Постепенно повышать температуру воды.

Тоже не то.

Обморожение начинается с удаленных частей: носа, ушей, пальцев… Скорость обмена веществ снизилась, внутренние механизмы с восполнением тепла не справляются. Метаболизм откинул копыта, но из-за низкой температуры процесс умирания растянут во времени. Мертвеют абсолютно все мягкие ткани. Поражаются кости и суставы. При охлаждении организма до комнатной температуры дыхательный центр в продолговатом мозге отключается, наступает клиническая смерть. Для успешного возвращения к жизни остается не больше нескольких минут.

Несколько минут. Сколько Вик лежит на морозе?

А сколько понадобится, чтобы вернуться обратно, если дыхание уже никуда не годится, кожа болит от ожогов, а сознание мутнеет?

Ноги почти не слушались, передвигались исключительно усилием воли. Рядом возникли тени. Люди? Кто-то догадался вызвать спасателей?

Нет, лица вокруг знакомые. Вот мама с папой. Амелия — пятнышко яркой зелени, с улыбкой несущееся рядом. Платье задорно развевается, мелькают коленки… Здесь? Смогла догнать?!

Другой вопрос: почему ей не холодно?!

Со звонким смехом Амелия исчезла, родители тоже растворились в искрящем безумии. Всего лишь глюки промерзших извилин. Мозг изо всех сил сопротивляется, но надолго его не хватит.

Огоньки испуганно шарахнулись, Сергей едва не опрокинул остановившуюся Миру.

Вик лежал недвижимый, облачко пара отсутствовало. Пытавшаяся нагнуться Мира не смогла этого сделать: поясница и конечности не сгибались, скукожившееся платье задубело и при желании двинуться гремело, как двухвековой уборщик, от прилагаемых усилий оно трещало и грозило сломаться. Краска на туфлях стреляла и отваливалась лохмотьями. Из покрытых ледяной коростой волос глядело синюшно-мертвое лицо, и почти бессмысленный взгляд жил только чувствами. Но они тоже умерли. Глаза погасли, и Мира повалилась на Вика с безжизненным стуком.

Сергей бросил вещи на снег и втащил деревянно глядевшую Миру на раскрытый тулуп — завернуть.

На спасение есть несколько минут. Простейший лечебник имеется в лифте. Только бы добраться. Нужно успеть. Нужно.

Н у ж н о!!!

Сознание отправилось в нокаут или где-то гуляло, но организм жил словом «нужно». Потому что иначе нельзя. Незачем.

Пальцы отмерзли напрочь, конечности едва ворочались. Не сдвинуть. Это выше человеческих сил. Удалось лишь обложить по бокам. И тогда он упал сверху, укрывая собой. Хоть что-то. Среди теплых вещей с включившимся обогревом и рухнувшим сверху Сергеем у Миры появится шанс.

Искрящую белизну заволокла тень — с неба спускался диск спасателей.

Глава 5

Второй уровень

И снова все как обычно: занятия, самостоятельные и с присутствием, умственные и физические, посещение музеев для приобщения к трудному славному прошлому и ощущения связи поколений… Начальный уровень тянулся долго, а пролетел незаметно. Затем было прощание с родителями, обещание звонить, напутствие отца и слезы матери… Для них Сергей всегда оставался маленьким, даже при вступлении во взрослую жизнь.

Получать образование второго уровня подросшие ученики явились с вещами. Рюкзаки с греющей душу мелочью и умные тележки с более крупным скарбом заняли все углы и полки гардероба, впереди ждало вселение в комнаты общежития, в общем — пришла долгожданная свобода, которую родители и учителя со странным упорством именовали ответственностью. Прав без обязанностей не бывает, а за слова и поступки нужно отвечать — эту примитивную мысль вдалбливали с первых дней жизни, но одно дело — отвечать за совершенное под контролем, и совсем другое — за то, что произойдет по собственной воле. И по собственной глупости. Без последнего никуда, чужие ошибки человек изучает, но учится исключительно на своих. Настало время их совершить.

Говорить о партнерстве в школьной среде считалось неприличным, строить планы — тем более. Если не смог показать себя в предыдущие годы, пенять не на кого. Получай, что дадут. Вариант с «не дадут» большинством не рассматривался, но нервишки пошаливали. А вдруг? Поэтому каждый выкладывался в учебе и старался показать себя лучшим образом со всех сторон. Ничто так не стимулировало, как существование одиночек.

Классы, где сдавали экзамены, теперь стали местом занятий. Стены-дисплеи занимали весь периметр вместе с дверью, трехмерными экранами работали также пол и потолок, отчего эффект полного погружения взрывал мозг. Не подвергая себя опасности сидеть над жерлом огнедышащего вулкана, присутствовать в джунглях чуждой человеку фауны или будто из ложи наблюдать, как зарождается Сверхновая — для усвоения материала это гораздо результативнее, чем тужиться, вглядываясь в мини-изображения и пытаясь понять, что же там происходит: укрупнение картинки мешало восприятию целостности вида, частное убивало общее. Отныне каждое занятие превратится в зрелище и врежется в память без дополнительных усилий, которые — для того и сделано — немедленно будут направлены на что-то другое, не менее необходимое для учебного процесса. Учительское кресло стояло у двери, парты, расходились от него подковой и окружали центр, где, если не демонстрировались голограммы пособий или химфизных опытов, следя за выполнением заданий ходил учитель.