Книга Княжья травница - Ульяна Гринь

Как?

А как получится.

В избушке было тепло. Когда я открыла дверь, на меня дохнуло простым уютным теплом, пахнущим сладким дымом и терпкой древесиной. Захотелось расслабиться, прислониться к печке и посидеть так, чтобы слышать только треск коры в объятиях огня и собственный пульс в венах на висках. Но расслабляться было рано. Оглядев небольшую комнатку, я заметила сундук. Это как раз то, что мне надо, чтобы развеяться. Откинула крышку, разогнав ладонью взметнувшуюся пыль, и вытянула серое тяжёлое покрывало. Ого, да это, похоже, козья шерсть! У нас такое покрывалко стоило бы полпочки.

Его надо вытрясти снаружи. Отложила в сторону, с любопытством взялась за следующую тряпку.

Выложив всё, что лежало в сундуке, осмотрелась. Три длинные холщовые рубахи очень простого покроя, все с тонкой красной вышивкой по вороту, подолу и запястьям. Две типа юбки — длинное полотнище плотной ткани, сшитое из трёх кусков, с завязками по поясу. Две накидки — не сшитые по бокам с круглым разрезом для головы. Пояса в количестве семи штук, все разные, расшитые бисером или нитками, плетёные тесьмой, с кисточками и без, с висюльками, с кольцами. Чёрный плащ, подбитый потёртым серым мехом — на первый взгляд беличьим. Серый плащ с тесьмой по подолу и с капюшоном. Маленькая круглая шапочка из той же белки. Пуховый платок, вязаный платок, белый платок, десяток серых платков и один, видимо, парадный — покрытый вязью вышивки и с бахромой. Десять длинных и широких плотных тканевых лент, сложенных попарно. Кожаные сапожки без подошвы размера Дюймовочки. Кожаные подошвы с трёхметровыми кожаными же шнурами — две пары. Десяток холщовых полотнищ, назначения которых я не уловила. Возможно, простыни. Или просто ткань про запас.

Ещё в сундуке лежали шкурки с хвостиками, бесчисленное количество длинных и коротких бус из разных камешков и стекляшек, какие-то вычурные серьги из бляшек и колечек, тяжёлые броши, отлитые из металла, пряжки с изображением непонятных зверей и много камней — маленьких полудрагоценных голышей россыпью. Богатое приданое, ничего не скажешь...

Весь сундук пропах полынью. Мешочки с этой сухой травой служили, вероятно, против насекомых. Перебрав вещи, я оставила себе одну рубашку и одну тунику, две пары лент, которые сочла онучами, и подошвы. С сожалением глянула на джинсы. Ох ты ж! Совсем забыла, что у меня на щиколотке завязаны ремнём листья лопуха! Развязав, пошевелила ногой, восстанавливая кровоток. Не болело. Совсем ничуточки не болело! Какие лопухи классные! Надо запомнить. И надо научиться доверять красно-зелёному сиянию контуров. Уж не этот ли дар мне отдала старая ведьма?

Нет, не сходится. Князя я лечила до ведьмы и уже видела его насквозь. Ха-ха, это единственный мужчина, о котором я могу сказать, что знаю его внутренний мир! Тогда кто? Цыганка с вокзала? Я ей отдала свой крестик, а взамен получила возможность лечить и видеть органы через кожу? Откуда у неё-то такая способность?

В общем, сплошные вопросы и ни одного ответа. В голове круговерть, ноги гудят. Как там говорится? Утро вечера мудренее. Я разделась, даже почти не думая, что кто-то может подглядеть в окошко, натянула пахнущую горькой полынью рубаху, дивясь её мягкости, после надела через голову тунику и подвязала одним из поясов — красно-синим с ненавязчивым орнаментом. Ногам стало холодно, и я решительно взялась за ленту ткани. Вон, в армии портянки наматывают, а я что, рыжая?

Чёрт, вообще-то да, рыжая, неправильно выразилась. Ладно, тогда так: я что, лысая? И я смогу. С тренировкой, со сноровкой. Как знать, на сколько я тут задержусь.

Пыхтя, отдуваясь, ругаясь тем матом, который я знала, бинтовала ногу портянкой, как могла. На пятый раз получилось сносно — плотненько, но не слишком, и без складок. Кожаные подошвы с маленькой зацепкой на носке приладились сами, а я обвернула голень шнурком, как на модных в одно время греческих сандалиях. Мне даже понравилось. Тепло и мягко. Свои вещи я сложила в самый низ сундука, прикрыв их остальными тряпками, а потом решила пошариться в поисках еды. Но ни еды, ни воды в избушке не оказалось.

Ну и ладно.

Я приготовила себе постель — на топчане разровняла соломенный матрас, застелила неопознанной простынёй из запасов ведьмы и даже подушку кое-как сформировала из подручных средств. Потом легла и завернулась в козье одеяло.

Утро вечера мудренее.

Завтра сориентируюсь — как жить, что есть и на что надеяться.

Глава 5. Пособие для начинающей травницы

Июль 5 число

Две недели. Две недели я уже торчала здесь, в этой глухомани, в сыром лесу, в крохотной избушке, где надо было каждый день топить печку и за водой топать до ключа за тысячу шагов. Я всё пыталась высчитать, сколько километров составляли тысяча шагов, но каждый раз у меня получалось разное число. В конце концов плюнула и применила шаги.

Две недели... Это так много! Я жутко скучала по дому, по родным, по всему! Иногда такая тоска накатывала, что не хотелось даже вылезать из-под одеяла. В такие моменты я хныкала от жалости к себе, скорчившись на топчане, а потом всё же вставала, потому что нельзя всё время ныть. Да и постель моя оказалась твёрдой и неудобной. Матрасов нормальных в этом мире ещё не изобрели, как и электричество, водопровод и канализацию. Можно было бы набить матрас сеном, но я не имела ни малейшего понятия, где взять сено. А косить я не умела.

Две недели — это так мало, когда ты в совершенно неизвестном мире, да ещё и с даром, который не мог не восхищать. Чтобы скрасить одиночество и унять жгучий недостаток информации, я упражнялась. Надо было разобрать базар старой ведьмы. Я решила, что нечестно будет делать это в одиночку, и привлекла к работе свой новоприобретённый дар. Поначалу это было непросто, но я приспособилась.

Открыв дверь избушки, я потянулась и глянула на небо. Солнце уже встало и готовилось подняться над деревьями. А пока оно только пыталось просветить сквозь плотный покров листьев. Поёжилась. Сыровато с утра. А корзинка уже на месте. Интересно, они каждый день будут мне приносить еду?

Сунув ноги, обёрнутые онучами, в деревянные башмаки, которые я нашла в углу избушки, я взобралась по просевшим ступенькам на траву поляны и неспешно пошла к плоскому камню, стоявшему на трёх вертикальных. Там рано поутру всегда появлялась прелестная корзинка, плетёная из ивовых прутьев. В первое утро, когда я проснулась и не сразу поняла, кто я и где, пошла обследовать окрестности и наткнулась на подношение. Под льняной тряпицей лежали куриные яйца, полбуханки домашнего душистого, чуть почерствевшего хлеба и стоял кувшинчик молока. Помню, я обрадовалась этой находке, как ребёнок, обнаруживший под новогодней ёлкой долгожданного щенка. Голодная была, как волк, поэтому слопала сразу половину хлеба и выпила почти всё молоко. Потом уже стала экономить.

Сегодня к обычному набору мне положили большой чёрный корнеплод, которого я никогда в глаза не видела, пару белых и несколько морковок с ботвой. Правда, морковки были белыми и фиолетовыми, но ботва пахла именно так, как настоящая морковная. Вот радость-то какая! Праздник, небось, вот и подарочки.