Книга От братьев Люмьер до голливудских блокбастеров - Николай Львович Никулин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ЭТО ЖЕ НЕПРАКТИЧНО – ТРАТИТЬ ВРЕМЯ НА ПРАЗДНУЮ СЕНТИМЕН-ТАЛЬНОСТЬ. НО В ЧУВСТВЕННОЙ НАБЛЮДА-ТЕЛЬНОСТИ НЕТ НИКАКОГО КОКЕТСТВА. ТЫ НЕ ПРОСТО СМОТРИШЬ, ТЫ ЗАПОМИНАЕШЬ.
Этот во всех смыслах этапный фильм мог срежиссировать Фриц Ланг, но был занят на других проектах. Да и, право, не интересовался экспрессионистскими страстями, предпочитая мир декаданса и криминального подполья. В 1919 году он снял свою первую ленту «Пауки», где погрузился в картографию преступного мира, а в картине «Полукровка» (1919) он нашел интерес в изображении жизни женщины-вамп. Но после выхода концептуального творения Роберта Вине на экраны стало ясно, что экспрессионистское учение всесильно, потому что оно верно. И свой экспрессионизм Ланг продемонстрировал в фильме «Усталая смерть» (1921).
Главный герой этого фильма – Смерть. В общем, на этом можно было бы закончить пересказ сюжета. Потому что сила зарождающегося большого немецкого стиля не в историях, а в персонажах, предметах, декорациях. Если внешний мир говорит о себе без излишних церемоний, то и сами персонажи не скупятся на свои эмоции. Это всегда яркие типы – от безумных профессоров до кровожадных вампиров. Что до Смерти, то она не нуждается в представлениях.
С этих слов начинается «Усталая смерть». Смертью же фактически все и заканчивается. Три новеллы, действие которых происходит в Венеции, Багдаде и Китае (опять-таки художников-постановщиков без работы не оставили), трижды незатейливо сводятся к фатальной мысли: смерть, сколько ты от нее ни убегай, всегда рядом. Еще лучше это изложено в афоризме: «За смертью далеко ходить не надо». И если бы Ланг знал эту цитату из Петрония, то, вероятно, лишил бы художников последнего жалования.
В 1922 году у Ланга выходит фильм «Доктор Мабузе, игрок», в котором он ностальгически возвращается к истокам своего творчества и предлагает зрителю окунуться в детектив. Жанр этот, надо сказать, нисколько не противоречит мистической технике экспрессионизма. И если несколько легкомысленных писателей позволили себе злоупотребить сюжетной основой беззащитного от массовых вкусов жанра, то это не означает, что своими аристократическими корнями он не тянется к творчеству Эдгара Аллана По. Доктор Мабузе – преступник и, как водится, не от мира сего. Ему интересно не столько нарушать закон ради наживы, сколько доказать себе и остальным, что наука надо всем властвует. Он был, разумеется, не первым. При помощи науки нищий философ Фалес (тот еще герой анекдотических рассказов) доказал, что если бы он захотел, то стал бы богатым (по звездам он мог предсказать урожай). Мабузе – гипнотизер. И он из того рода людей, которые наслаждаются своим злым гением. Глубокий аналитик, встречающий политические намеки в каждом невинном кадре, во второй раз задаст резонный риторический вопрос: не этой же патологической самовлюбленностью будут отличаться впоследствии нацисты?
Недаром Мабузе окажется в психиатрической больнице. Экспрессионистский стиль будто сам подталкивает ярких героев к столь печальному концу. Кстати, главного героя вполне мог сыграть писатель Владимир Набоков. Кинопроизводство вызывало у него известное любопытство, и от участия в съемках он не отказывался. Во всяком случае, в массовых сценах он был неоднократно замечен – и в «Докторе Мабузе» все-таки для него приберегли почетную роль статиста. А как знать, что бы вышло, снимись Набоков в роли сумасшедшего профессора. Быть может, потом всю жизнь пришлось бы открещиваться (уж мы-то знаем, как легкомысленное прошлое портит серьезную репутацию). Тем более Мабузе так полюбился зрителям, что продюсеры требовали продолжения. Деньги решают в кинобизнесе многое. Поэтому Фрицу Лангу даже при всем желании не удалось бы героя окончательно умертвить. Пример Шерлока Холмса доказывает, что ради прихоти фанатов оживить кого угодно не составит особого труда, так что для последующих продолжений препятствий не возникло.
САМЫЕ МНИТЕЛЬНЫЕ КИНОКРИТИКИ СЧИТАЮТ ДУРНЫМ ТОНОМ ГОВОРИТЬ О СЮЖЕТЕ, ПРЕДПОЧИТАЯ РАЗБИРАТЬ ВИЗУАЛЬНЫЕ ДЕТАЛИ. ИХ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО МНОГО. НО ЛУЧШЕ ОДИН РАЗ ПОСМОТРЕТЬ, ЧЕМ СТО РАЗ ПРОЧИТАТЬ МНЕНИЕ ЭТИХ КРИТИКОВ.
Ланг всегда старался быть самостоятельным. Его творчество – продолжение самого себя. В Германии двадцатых годов, собственно, не было препятствующих к тому факторов. Индустрия развлечений утешала людей в послевоенную эру. А стало быть, режиссеров ценили. Они ранимые, они обидчивые, и они сами знают, что хотят. А ведь еще на собственных причудах они могли заработать много денег!
«Нибелунги» (1924) стали для Ланга своего рода манифестом. Разумеется, он лишь в страшном сне мог записаться в глашатаи истины или пророки своего отечества. Но в результате этот титул невольно к нему прикрепился. Нельзя же в самом деле желание прикоснуться к народному мифотворчеству назвать невинной затеей. Такой фильм должен был стать рекламой немецкой культуры – и, безусловно, стал.
Зигфрид, победитель дракона, достославный Гюнтер, непокорная Брунгильда, коварный Хаген – с этими легендарными персонажами литературного памятника XII – начала XIII века «Песни о Нибелунгах» можно познакомиться и без просмотра фильма. Признаться, лишь дерзкий учитель сегодня будет использовать ленту Фрица Ланга с просветительской целью рассказать о германской мифологии. А вот с какой целью нужно ее непременно демонстрировать, так исключительно с исторической. «Нибелунги» стали вехой в истории мирового кино. Даже Эйзенштейн настолько впечатлился эпическими сценами, что попытался в своем «Александре Невском» изобразить нечто подобное.
СВОЙ ЭКСПРЕССИОНИЗМ ЛАНГ ПРОДЕМОН-СТРИРОВАЛ В ФИЛЬМЕ «УСТАЛАЯ СМЕРТЬ» (1921).
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ ЭТОГО ФИЛЬМА – СМЕРТЬ. В ОБЩЕМ, НА ЭТОМ МОЖНО БЫЛО БЫ ЗАКОНЧИТЬ ПЕРЕСКАЗ СЮЖЕТА.
Но, судя по всему, Ланг не собирался останавливаться на достигнутом и, как римский император Диоклетиан, уходить на покой для выращивания капусты. По своим масштабам «Метрополис» (1927) ничем не уступает, а по известности даже превосходит «Нибелунгов». Более того, он стал самым дорогим фильмом. И, возможно, первой антиутопией в кино.
Жанр утопии первым придумал Томас Мор – невольно, разумеется. Так назывался его философский трактат об идеальном устройстве государства. Подобно всему идеальному, «Утопия» не лишена идеалистических пороков – чрезмерной наивности, патетики, сочинительства. В общем, Мор где-то даже и сам иронизировал над описанием Утопии. Антиутопии же в мировом искусстве призваны приземлить нас, доказать, чем может обернуться необременительная писательская фантазия. И учитывая то, как едко и сатирически ответил Томасу Мору Джонатан Свифт в своем «Путешествии Гулливера», можно со всей академической самоуверенностью назвать его произведение первой антиутопией в мировой литературе.
