Книга Парадокс страха. Как одержимость безопасностью мешает нам жить - Фрэнк Фаранда

Восприятие в темноте

Прежде всего нужно признать, что темнота как природное условие осложняет для нас выявление риска. Очевидно, наш опыт пребывания в темноте способствовал формированию врожденного страха перед ней. Сколько тысяч поколений научения потребовалось, чтобы так глубоко внедрить этот страх в нашу ДНК? Безусловно, страх темноты служил целям нашего выживания, но также сделал нас предрасположенными к чрезмерной реакции на неопределенность. Найдено достаточно подтверждений тому, что запугивание, разбой и племенные войны во многом объясняются чувством угрозы и «воспринимаемой уязвимости перед лицом опасности»[45]. Если у темноты есть один неизбежный аспект, то это ее родовая связь с невидимым и непредсказуемым.

Из этой уязвимости вытекает понимание: многое из того, что сделало нас людьми, родилось в темноте. Я имею в виду не только наш страх перед ней, но и то, что в нас вдохновлено этим страхом. Я уверен, что, решая проблему отношений с темнотой, мы расширяли возможности своего мозга, пока однажды, около 50 000 лет назад, не блеснул луч чего-то нового – того, что мы теперь называем сознанием[46].

Как мы отметили в главе 2, опасность действенна, лишь если она воспринята. В этом проблема темноты: опасность может быть совсем близко, но вне пределов нашего зрения – и тогда мы о ней даже не узнаем. Многие биологические виды нашли простое решение этой проблемы – запах. Ночные охотники, как и их добыча, часто имеют высокоразвитое обоняние, благодаря которому довольно хорошо ориентируются в темноте. Однако мы, Homo sapiens, в ходе своей эволюции, очевидно, опирались на другие мутации. Например, нам нужно было перемещаться на дальние расстояния, поэтому мы выработали новаторскую способность ходить на двух ногах. В итоге выбор такого способа передвижения дал нам вертикальную позу. И многие системы организма поддержали наше следование этому курсу эволюции[47]. Мы уходили от обоняния, все более полагаясь на зрение. Вытянутая морда у наших предков стала уплощаться, глаза, прежде расположенные по бокам, переместились ближе к середине лица. Мы приобрели стереоскопическое зрение, способность различать цвета, удлиненные ноги, таз сделался ýже. В совокупности эти изменения заметно приблизили нас к тому существу, которое мы сегодня называем человеком[48]. Эти же изменения поставили нас в новые отношения с темнотой, требующие новых форм зрения.

Один из самых интересных феноменов зрения человека называется «псевдослепота». Гордон Бинстед из Университета Британской Колумбии активно изучает псевдослепоту и характеризует ее как «второе зрение». Она обеспечивается существованием вторичного зрительного нерва, передающего определенные типы зрительной информации напрямую от глаз в средний мозг – область головного мозга, способную, как было установлено, мгновенно и бессознательно активировать защитные моторные реакции, например умение уворачиваться[49].

В исследовании Бинстеда испытуемые с кортикальной слепотой – иными словами, с функциональной сетчаткой, но нефункциональными центрами зрения в затылочной части головного мозга – обнаруживали периферийные объекты, несмотря на отсутствие первичного зрения. Это значит, что средний мозг был способен, минуя сознание, включить защитную реакцию в ответ на угрозы с периферии.

Сегодня понятно, что подобное «слепое зрение» (blindsight), как полагали ранее, возникающее взамен утраченного кортикального зрения, до известной степени имеется у всех нас. Если Бинстед прав в своей догадке об эволюции этой защитной системы вторичного зрения, то, возможно, ее развитие было шагом к решению проблемы невидимой опасности в воздухе – иначе говоря, проблемы темноты.

Другая сфера незримой угрозы, с которой требовалось справиться, – это инфекции и отравления гнилыми, ядовитыми или тухлыми субстанциями. Каким-то образом на своем эволюционном пути мы выработали эмоцию отвращения, помогающую нам «видеть» этих незримых врагов[50]. Подобно «слепому зрению», отвращение способно обнаруживать невидимые угрозы и активировать моторную реакцию, не подпускающую нас к опасности.

Очевидно, что избегание гнилых, токсичных или ядовитых субстанций было принципиальным для нашего выживания. Здесь поражает тот факт, что специально для работы с этими видами угроз мы сформировали особый эмоциональный модуль. Наши органы чувств должны были усвоить, какие запахи и зрелища указывают на присутствие опасности этого типа. Это не значит, что мы видим действительную опасность – микроорганизмы, однако мы видим и обоняем то, что свидетельствует о возможном наличии опасных микробов. Весьма впечатляюще!

Как мы начинаем понимать, проблема невидимой опасности оказала существенное влияние на эволюцию системы распознавания угроз у человека. Более того, невидимое и неведомое, судя по всему, сформировали само устройство нашего ума.

Эволюция воображения

В 1987 г. Алан Лесли, почетный профессор психологии Ратгерского университета, поставил важный вопрос об эволюционной необходимости ролевой игры. Он заинтересовался, почему человек – существо, настолько зависящее от логической оценки реальности, – так много времени в детстве посвящает выработке способности играть, кого-то изображая[51].