Книга Восстание - Айя Сафина

Майоры активируют пульт открытия дверей, вводят восьмизначный цифровой код и прикладывают ключ-карту к считывателю, а в моей голове писклявый голос Фунчозы напевает:

«Покемон! Мы сможем все, ты и я! Весь мир спасенья ждет!»

Ворота дружно щелкают штырями.

«Покемон! Оу! Приятель мой, мы вступаем в ратный бой», – пальцы стучат по бедру.

Тяжелая массивная дверь скрипит, раскрывая мне нутро Зоны Браво.

«ПОКЕМОН!», – орет засевший в мозгу Фунчоза.

Да заткнись ты, черт бы тебя побрал! Я сжимаю кулаки, чтобы совладать с паникой и перестать поощрять мой мозг насиловать мою же собственную нервную систему сумасшедшей песней. Мои нервы конкретно на пределе!

Я не впервые в зоне Браво. Так как Тесса была любимицей Триггера, она часто посещала эту обитель по его приглашению, ну а я был ее вечной тенью. В последний месяц визиты сюда совершались чаще обычного. Тесса говорила, что причиной тому – выговоры, я ей верил.

Зона Браво встречает тебя угрозами с порога: просторный холл с высокими потолками, ранее служивший стоянкой для советских сверхзвуковых истребителей МиГ, сегодня превратился в самый надежно защищенный форпост Желявы. Порядка трех десятков баррикад испещряют территорию, за каждой дежурят по три-пять солдат, нигде больше не встретишь такое сосредоточие солдат на один квадратный метр, как в холле, охраняющем главный вход в Зону Браво. Баррикады сделаны из разного материала: мешки с песком или посты, укрепленные бронированными листами стали. И вот мне всегда было интересно, для кого возводились эти прочные метровые стены, если зараженных они ни в жизнь не остановят. Ответ очевиден: баррикады служат защитой от людей.

В Зоне Браво располагаются казармы Полковников и майоров, личные штабы всех трех отрядов базы, центры наблюдения, ненавистный Отдел пропаганды. Мы проходим мимо рядов с оборонительными преградами, за которыми стоят еще одни раздраженные моим присутствием Големы, они разве что не плевались в мою сторону. Причем Щерба и Корвин такой неприязни не вызывали, майорские нашивки спасали от потенциального соперничества, ведь они нас аж на целую голову выше. Одолев холл, набитый высококонцентрированной мускулистой биомассой с постоянно возбужденной от адреналина кровью в венах, мы прошагали внутрь центрального коридора и брели еще около пяти минут, пока перед глазами не выросла металлическая дверь кабинета Триггера, возле которой я провел последние четыре года в ожидании Тесс. Теперь же настала моя очередь зайти внутрь.

Корвин открыл передо мной дверь, как галантный одноногий кавалер своей утонченной однорукой миледи, я прошел внутрь.

Триггер сидел за столом и ждал меня. Его зеленые глаза приковали меня к месту в ту самую секунду, как мы встретились взглядами. Выглядел он помятым, как будто всю ночь провел на карауле: красные глаза, взъерошенный седой ежик на макушке, характерный глубокий шрам на щеке, уходящий под футболку, приобрел еще более синие оттенки, да и само лицо словно морщин прибавило. Он махнул мне рукой, не желая тратить на меня драгоценные звуки его важных речей, и я прошел ближе.

Я никогда прежде не был в его кабинете и теперь с едва заметным интересом оглядывал его вотчину. Здесь все достаточно аскетично. Триггер душой и телом принадлежит службе, а потому не любитель излишеств, предпочитая практичную мебель и отсутствие бесполезных деталей: неизменный стакан с водой перед Полковником – единственное на базе средство от изжоги, металлический стол с компьютером, три черных потрепанных кресла, стальные этажерки с книгами, которые уже лет двадцать никто не открывал, пожелтевшая карта Евразии сорокалетней давности висит на стене под стеклом – больше, как экспонат и дань уважения прошлому, тусклая лампа на потолке дополняла атмосферу кабинета удрученностью и тоской. Но это уныние и серость шли Триггеру, как символу постапокалиптической жизни, которую судьба ему назначила под руководство. Хотел он этого или нет значения не имеет: он солдат, а мы уже забыли смысл слова «хотеть», у нас свет во тьме и ориентир – приказ.

Своей простотой Триггер снова напомнил мне Тесс. Она тоже жила, как монах. Когда мы зашли в ее комнату, то кроме четырех комплектов сменной одежды мы не нашли больше ничего, что принадлежало бы ей. Ее словно там вообще никогда не было. Уже ближе к отбою мы поняли, что не можем остаться там на ночь, а потому ушли спать к Горе-Федору. Честно признаться, мне и этой ночью не хочется возвращаться в ее комнату, что перешла мне в наследство. Как и визиты к Триггеру.

Молчание тянулось уже вторую минуту, наверное, Триггер позволял мне свыкнуться с новой ролью – отныне быть шептальщиком в его кабинете. Вдруг я заметил, что впервые в неизменном стакане Триггера, который он чуть ли не на шее у себя таскает из-за нескончаемой изжоги, блестит не вода, а янтарная жидкость. Наконец я понял, что нагоняло в это место еще больше печали и тревог – запах перегара был ненавязчив, но легко ощутим, если подумаешь о нем. И я был благодарен Триггеру за это, потому что сам опохмеляюсь после траурного алкогольного заплыва прошлым вечером. Уверен, ребята чуяли мой аромат депрессии, но то ли трепет перед командирскими нашивками, то ли обычное человеческое сострадание останавливало их от написания рапорта.

В то же время я был удивлен подобным поведением Триггера, ведь он всегда казался мне скалой. Что именно так расстроило Триггера, что он даже решил истратить редкую бутылку коньяка времен Хроник, стоимость которой сегодня равняется человеческой жизни? Он пил всю ночь и не смог остановиться, даже когда обязанности звали его, и теперь пойман, как преступник возле жертвы, который и не стремится удрать с места преступления. И это чувство мне знакомо.

Черт, я видел в Триггере себя.

Триггер признавал свою слабость прямо передо мной. Он признавал существование чего-то, что сильнее его воли. И что же это? Горечь по тебе, Тесс? Мне с трудом в это верится! Нет, даже не так. Я не хочу в это верить! Но подсознание продолжало строить логические мосты к правде, используя факты, как Дамокловы мечи: Падальщиков он за свою службу потерял сотни, и только эта вылазка вышибла из него дух. Не двадцать солдат, погибших в деревне, он оплакивал. Там умер кто-то очень дорогой ему, кто-то особенный, кто-то способный выдернуть целое желание жить из бьющегося сердца.

Как ты выдернула его из меня. Ведь это была ты, Тесс.

Он плачет по тебе…

– Сегодня вечером будет организована церемония прощания с нашими погибшими товарищами, —Триггер прервал мое растущее негодование.

Я сжал кулаки, чтобы сдержать гнев на Полковника, как если бы мы готовились сойти в схватке из-за женщины, точно соперничающие самцы. Открывшийся мне факт резким раздражающим светом прожектора пытался выжечь клеймо ревности у меня на душе.

– Мы потеряли двадцать бойцов, будет проведена минута молчания. Представляешь? – ухмыльнулся Триггер как-то печально. – Мы им подарим целую минуту взамен тех лет службы полных суровых испытаний, которые они подарили нам. Целую минуту взамен той болезненной смерти, что они вытерпели ради нашего процветания. Я всегда удивлялся человеческому цинизму. Кто вообще придумал оценивать смерть «минутами молчания»? А сколько минут будет стоить моя смерть? А твоя? А Генерала?