Книга Валентайн - Элизабет Уэтмор

Он написал, что будет скучать по их долгим поездкам, туристским вылазкам, по тому, как Корина ночами в палатке водила ступнями по его икрам, потому что ей всегда было холодно, а он всегда был теплый. По птичкам, которых слушали, лежа в состегнутых вместе спальных мешках.

Кое о чем он сожалел. О том, что не поступил в колледж, вернувшись с войны, хотя для этого пришлось бы принять помощь от правительства. Жалел, что не навестили дочь на Аляске, и он уже написал ей об этом письмо. Но больше всего жалел о том, что не так повел себя в Валентинов вечер. И всё это – от человека, писавшего разве что списки продуктов после того, как вернулся с войны домой.

Он оставил письмо на столе в кухне и рядом в конвертах десять тысяч долларов наличными. Он уже несколько недель беспокоился, что страховая компания может оставить Корину с носом, и она догадалась, что он где-то копил аварийный запас. Внизу письма красной ручкой было торопливо накорябано: Позаботься, чтобы в свидетельстве о смерти доктор Бауман написал «несчастный случай на охоте».

Через двадцать минут к двери подошел помощник шерифа и раньше, чем Корина успела спросить, где нашли Поттера, сказал ей, что произошел несчастный случай, ужасное несчастье, такого никогда не ожидаешь, он сказал. Но случается чаще, чем думаем.

* * *

Через пятнадцать минут вернулась Дебра Энн, губы испачканы в шоколаде и без рогатой ящерицы. В грязной лапке сигареты Корины, и говорит, что папа не вернется до восьми, дома, наверное, еще остался гуляш, но она не уверена. Может быть, Питер и Лили весь съели. Она наклоняется к Корине, вытягивает шею, пытаясь заглянуть в переднюю, её волосы и одежда пахнут плесенью. У Корины подкатывает к горлу, и она протягивает руку за сигаретами. Постукивает пачкой по ладони и, слегка кивая, выслушивает трескотню Дебры Энн: как продавец в «7-Eleven» не пускал в магазин с ящерицей, и она велела ей не вылезать из корзинки на руле, но, конечно, когда вышла из магазина, ящерицы уже не было.

От этих животных бывают бородавки, сказала ей Корина. Найди себе домашнее животное получше.

Я видела кошку мистера Шепарда в проулке за вашим домом.

Это не его кошка.

Но он кормил её.

Нет, не кормил.

Я точно знаю, мистер Шепард пускал её спать в гараже, когда было холодно.

Да ерунда, говорит Корина. У нас даже мокрой метели не было за всю зиму.

Все равно было холодно, говорит Дебра Энн. С кошкой было бы веселее.

Корина говорит девочке, что не желает никого кормить и поить, убирать чьи-то какашки, вытаскивать клещей из ушей, пылесосить блох на занавесках, если пустишь в дом.

Вот что, Дебра Энн, если сумеешь поймать этого кота, можешь забрать к себе домой.

Я бы хотела, чтобы кошка жила у меня, отвечает Дебра Энн, но папа разрешает только таких животных, которые живут в ящике. А еще бы я хотела, чтобы мы ели не один гуляш. И хочу… но Корина перебивает её и спрашивает, помнит ли она, что говорил её старый муж.

В одной руке хотелка, а в другой какашка, и какая перевесит? Хмуро отвечает Дебра Энн.

Да, милая, говорит Корина, отступает в дом и мягко закрывает дверь перед носом у девочки.

Телефон звонит раз десять, а Корина наливает себе чай со льдом и добавкой бурбона. Убедившись, что Дебра Энн не слоняется по двору, она выходит на веранду, посидеть и покурить. Садится пониже, на бетонную ступеньку позади кустов – здесь её не видно, а сама может наблюдать за улицей.

С тех пор как умер Поттер, к ней каждую неделю заходит Сюзанна Ледбеттер с запеканкой и приглашением на какой-нибудь дурацкий вышивальный кружок или, еще того тупее, – на обмен рецептами, где каждая пишет на листке из блокнота рецепт со своими комментариями, передает соседке, та пишет свой… и так далее. Таким образом женщины могут сделать хороший рецепт еще лучше, говорит Сюзанна Ледбеттер.

С годами Корина научилась говорить нет, спасибо, в ответ на приглашения посидеть и обменяться рецептами. Тем не менее, когда она садится на веранде со стаканом в одной руке и незажженной сигаретой в другой, морозильник у неё забит запеканками. А голова – ерундой, думает она, опустив зад на бетонную ступеньку и поглядывая на улицу сквозь тощий боярышник. На той стороне двое молодых людей вносят консольный телевизор в кирпичный дом, близнец Корининого – девятьсот квадратных футов, три спальни, ванная и туалет рядом со столовой. Окно кухни выходит на задний двор, как у Корины, и такая же, наверное, раздвижная стеклянная дверь на внутренний дворик, думает Корина, хотя незнакома была с прошлыми жильцами – тремя молодыми людьми, державшими большую собаку, привязанную к засохшему пекану, и, слава богу, съехавшими вместе с псом среди ночи.

Подъезжает белый седан, девочка с матерью вытаскивают несколько коробок с заднего сиденья. Женщина на сносях, она раздулась, как труп оленя на раскаленном шоссе, а мистера между тем не видать. Разгрузив машину, женщина стоит посреди двора, а девочка скачет вокруг мертвого дерева. Копия матери – беловолосая, круглолицая – время от времени подходит к ней и цепляется за просторное платье, словно если отпустит, то её, или мать, или обеих сдует с земли и унесет в небо.

Женщина – выглядит слишком юной для матери такой большой девочки, – гладит дочь по спине, и обе наблюдают, как трое молодых людей таскают по дорожке, через гараж и в дом мебель и ящики. Теперь Корина видит, что ребята совсем молодые, лет пятнадцати-шестнадцати, в кроссовках, коротко стриженные, в ковбойских шляпах разных оттенков коричневого. Двое мужчин в коричневых башмаках со стальным носком – такие же зашнуровывал Поттер перед отъездом на работу, – стоят у передней двери, мерят и перемеривают дверную коробку и массивную, красного дерева дверь, прислонившуюся к стене, как пьяная. Корина помешивает мизинцем в стакане и смотрит на беременную, внутренне усмехаясь. Старая дверь ей не хороша? Ну! Она облизывает палец.

Один из мужчин показывает руками ширину двери, высоту, а женщина мотает головой. Одной рукой она берется за лоб, другой за живот, а потом, когда мужчина опять показывает на дверной проем, её тело устремляется к двери, клонится вперед и вдруг, сложившись пополам, оседает. Мужчины вскрикивают. Корина ставит стакан и чмокает губами. Пока она поднимается и вставляет ноги в комнатные туфли, женщина уже встала на четвереньки, пузо её висит до земли. Дочка вьется встревоженно вокруг её головы. По двору, как воробьи, летают туда и сюда испанские и английские слова. Мужчина убегает в кухню и возвращается с пластиковым стаканом воды.

Корина называет себя и показывает на свой дом напротив; Эйми теребит мать за блузку. Она мордатенькая, бровей и ресниц почти не видно – такие белые. Мать, Мэри Роз, тяжело дышит, блузка её поднимается и опадает от схваток, а Корина силится припомнить, видела её или нет в старших классах – вечно они исчезали, выходили замуж. Разве всех их запомнишь.

Корина старается и не может припомнить ничего полезного из туманного сумеречного предродового полусна тридцатилетней давности, когда рожала Алису. Отвезти вас в больницу?