Книга Хозяин дракона - Анатолий Дроздов

– Меня – Некрас, княжий сотник.

– Тот самый? У которого змей?

– Откуда ведаешь? – удивился Некрас. – Святояр сказал: тайна это.

Олята засмеялся.

– Твой змей на лугу сотню обгадил, жены дружинников Оляне ворох грязных портов нанесли. Так лаяли тебя! Все поведали. Оляна порты два дня мыла.

– Кто такая Оляна?

– Сестра. Мы разом родились, только я первый! – гордо уточнил Олята. – Потому и назвали так: Олята – Оляна.

– Батьки живы?

– Дружинники Великого летось посекли, – вздохнул отрок. – Мы с Оляной как раз по грибы пошли. Вернулись – весь горит, люди посеченные повсюду. Всю родню побили, идти некуда. В город подались. Оляна порты да рубахи моет, я – на торгу.

– Голодно?

Вместо ответа Олята вздохнул.

– Лет сколько тебе?

– Четырнадцать.

– Иди ко мне в службу! Сыт будешь, одет.

– А служба какая?

– За конем смотреть, домом.

– Порты мыть и шти варить? – насупился Олята. – Я не баба!

– Найдем бабу! – усмехнулся Некрас, бросив взгляд в медовые ряды.

– Улыба не пойдет! – возразил Олята. – Сама девку для работы держит.

– Глазастый! – нахмурился Некрас.

– В городе живу! – шмыгнул носом Олята. – Сестру мою бери! Она работящая.

– Мала больно! Болтлива небось.

– Не. Как батьков посекли, молчит совсем.

– Мову отняло?

– Не! Говорить не хочет.

– Ладно! – согласился Некрас. – Станет много болтать – выгоню. У меня строго! Перебирайтесь сегодня же – мой дом при конюшне в Волчьем Логе. Знаешь? Вот… Остановят дружинники, скажешь: Некрас нанял. В доме холсты, сукна, кожи – сошьете себе одежу, а еды много.

– Платить сколько будешь?

Некрас изумленно глянул на отрока.

– Гляди-ка! Еды и одежи мало… Сколько просишь?

– Ногату в месяц. Одну мне, другую Оляне.

– Будет!

– Одну дай вперед!

– Зачем?

– На Оляне рубашка худая, на улицу не выйти. Не починишь уже – холстина гнилая, под иглой лезет. Я на торгу приценился: рубаха ногату стоит. Как раз на нее…

Некрас сунул Оляте монету. Тот деловито зажал ее в кулаке.

– Змея покажешь?

– Даже чистить заставлю. Чтоб блестел, как конь!

– А он… – Олята потупился. – Не съест?

– Есть в тебе нечего! – усмехнулся Некрас. – Мясо нарасти! Зачем смоку тебя есть? Сам знаешь, что он с худыми людьми делает!

6

Олята бросил последнюю охапку соломы на пол и направился к выходу. Змей преградил дорогу.

– Чего более? – заворчал отрок. – Навоз убрал, тебя почистил, соломы для подстилки принес… Все сделал!

Олята двинулся к выходу, но змей, изловчившись, наподдал ему головой пониже спины. Отрок пролетел несколько шагов и зарылся головой в солому.

– Чего дерешься?! – закричал он, вставая. – Совсем ополоумел! Не погляжу, что смок, да как возьму вилы!

Змей подцепил зубами кожаное ведро, лежавшее у стены, и протянул Оляте.

– Мыл уже! – осердился Олята. – Коня так не мою, как тебя, идола! Слетал бы к реке да искупался!

Змей не отступил. Олята, вздохнув, взял ведро и, потирая ушибленное место, поплелся к бочке с водой. Смок повернулся к нему боком, и Олята, смачивая рогожу в ведре, стал тереть ею круп змея. Когда он добрался до основания шеи, смок шумно выдохнул, уложил голову на солому и прикрыл глаза. Олята стал тереть выпуклость на крупе, и смок блаженно заурчал.

«Чешется! – догадался Олята. – Что у него тут? Как зуб режется. Но какие зубы на теле?..»

Отрок переступил через шею смока – с другой стороны крупа была такая же выпуклость. Олята стал тереть и ее; змей, было примолкший, возобновил урчание.

«Надо у Некраса спросить, что это…» – решил Олята.

У входа в конюшню показалась Оляна.

– Что? – спросил отрок.

Сестра указала рукой в сторону дома.

– Приехал кто?

Оляна кивнула.

Олята отложил ведро и пошел к выходу. Змей не стал мешать.

У крыльца стоял конь в богатой упряжи, рядом, сердито поглядывая на подходившего отрока, – Святояр.

– Некрас где? – спросил он, не отвечая на поклон.

– В посаде.

– Конным убыл?

– Конным, – подтвердил Олята. – Мигом сбегаю!

– Буду я ждать! – заворчал воевода. – Садись на моего коня – и духом!

Олята не заставил себя упрашивать. Взлетев в седло, крикнул сестре: «Потчуй гостя!» – и сразу сорвался в галоп. Стремена оказались длинны, подтягивать их было недосуг: Олята колотил в бока откормленного жеребца кожаными поршнями. Конь шел ходко, всадник стрелою пролетел мимо конной стражи, охранявшей въезд в Волчий Лог. Завидев отрока на жеребце воеводы, дружинники в изумлении открыли рты… но Олята уже был далеко. На полном скаку он ворвался в посад и остановил коня перед избой с резным петухом на воротах.

– Некрас! – закричал Олята, привставая в седле. – Некрас!

Привлеченные криком, из окошек стали выглядывать обитатели изб, Олята приосанился, с гордостью поглядывая с высоты седла. Не каждому отроку удается сесть на такого жеребца!

Дверь избы стукнула, и на пороге показался Некрас в одной рубахе. Из-за его плеча выглядывала Улыба.

– Что тебе? – недовольно спросил сотник. – Чей это конь?

– Святояр в гости к тебе!

– Я мигом! – ответил Некрас и, отодвинув охнувшую Улыбу, скрылся в избе. Обратно он явился одетым и, на ходу застегивая пояс с саблей, пошел к воротам. Улыба, успевшая накинуть поневу, вывела из конюшни гнедую кобылку. Некрас легко взлетел в седло и, наклонившись, поцеловал зарумянившуюся Улыбу в уста. Через мгновение два всадника мчались друг за другом по узкой улочке посада…

Святояра сотник нашел в горнице своего дома. Воевода сидел за столом, попивая из глиняной кружки и заедая питье копченой сомятиной.

– Доброе пиво! – похвалил Святояр, небрежным кивком отвечая на поклон хозяина. – Холодное, из погреба. И рыба добрая! Пиво из княжеских погребов, а сом откуда?

– Олята рыбу коптит, – пояснил Некрас, подходя. – Ту, что змей не доест. Чтоб не пропала.

– Ишь как! – вздохнул Святояр. – Малый, а наловчился! Забрать его у тебя, что ли? Люблю я рыбу! Да еще с дымком…

Сотник не ответил, и воевода указал ему на лавку напротив. Некрас сел. Оляна неслышно поставила перед ним кружку и блюдо с рыбой. Сотник омочил усы в холодном пиве и стал сдирать кожу с сазана. Некоторое время двое мужчин сосредоточенно пили и ели, смачно причмокивая и с шумом отпивая пиво из кружек. Первым оставил это занятие Святояр. Отодвинув кружку, он вытер ладони рушником и уложил их на стол перед собой.