Книга Отец сводной сестры - Валентина Кострова

— Вино будете?

— Что? – вздрагиваю и выглядываю из-за папки меню. – Нет, спасибо, я не пью.

—  Один бокал не повредит.

— У меня на алкоголь аллергия.

— Правда?

— Не совсем, - улыбаюсь, темные брови ползут вверх. – Просто, я быстро пьянею и становлюсь немного неадекватной.

— Так не скажешь, что вы бываете неадекватной. По-моему, вы самая адекватная из всех представительниц прекрасного пола, с которыми я знаком. Даже Регина на вашем фоне выглядит немного инфальтивной и истеричной особой, - впервые за вечер его глаза теплеют, и я перестаю чувствовать себя не в своей тарелке. Заказываем себе ужин и смотрим друг на друга. Пытаюсь расслабиться, не получается. Стоило себе все же позволить немного вина. Чуть-чуть.

— Как вам работается в «Голден Стар»?

— Хорошо. Надеюсь меня не выгонят.

— Вы можете свою подругу или мачеху попросить замолвить словечко за вас, если это произойдет, - если бы не смешинки в голубых глазах, я подумала, что говорит на полном серьезе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Роман Андреевич, я вам уже говорила, что устроилась по объявлению.

— Знаете, Дина, я не верю в Судьбу и прочей судьбоносной ерунде, но в вашем случае готов поверить. Согласитесь, обстоятельства сложились странным образом. Мы с вами случайно встретились в кафе. Потом вы устраиваетесь в мою компанию. Следом выясняется, что моя дочь ваша подруга, а женщина, с которой у меня отношения – ваша мачеха.

— Вы меня в чем-то подозреваете?

— И не думал. Сначала были подозрения по поводу вас, но вы настолько искренний и бесхитростный человек, что подозревать вас в грязных делах – это как обидеть невинного ребенка.

— Ребенка? – переспрашиваю, на миг переставая дышать. Он видит во мне ребенка? Невинного ребенка? Не очень приятно.

— Вы обиделись?

— Нет! – торопливо отвечаю, пряча глаза от серьезных голубых глаз. –Просто давно никто не считает ребенком. Последний раз меня так называли незадолго до смерти папы.

— Вы сирота?

— Да. Мама умерла давно, отец через время женился на Лике. У нас была счастливая семья. Потом умер папа. Семьи не стало. Лика уехала в Европу.

— Она оставила вас сразу после смерти отца? – Роман Андреевич темнеет лицом, а я уже сожалею о своей искренности и открытости. Все же надо учиться фильтровать свои мысли, прежде чем их облечь в слова. Как теперь оправдать в глазах жениха Лики ее отъезд?

— Сколько вам было лет?

— Роман Андреевич, я взрослая. Лика не должна была оставаться возле меня. Тем более, если она осталась, она бы никогда не встретила вас. И не было вас как пары. Все что не делается все к лучшему.

— Вашему хорошему отношению к людям можно только позавидовать, но нужно наращивать броню, Дина. Жизнь не настолько радужная, как вы ее видите. Порой близкие предают чаще всего, чем человек, который тебе случайно помог.

— Не зря говорят, что случайно знакомым проще выговориться, чем родному человеку. Попутчик пойдет дальше своей дорогой, а родной человек всегда рядом.

— Вы неисправимая идеалистка, - строгое выражение лица мужчины смягчается, он улыбается как-то по-особенному. Я не знаю, как определить эту улыбку, но она точно предназначена конкретно мне. И «идеалистка» не звучит пренебрежительно.

— Я просто предпочитаю видеть в людях все хорошее. Плохим быть проще, чем хорошим.

— Вы как глоток свежего воздуха в городе, - Роман Андреевич замолкает, потому что к нашему столику подходит официант с заказом.

Как только перед нами ставят тарелки, я с удовольствием смакую еду. Единственное, что расстраивает, разговор не возобновляется. Смелости заговорить первой у меня нет, а Роману Андреевичу видимо комфортно молчать. Потом нам проносят счет, я понимаю, что вечер в компании приятного мужчины подходит к концу.

— Я могу сама доехать на такси, - мы стоим на крыльце ресторана, от свежести вечера передергиваю плечами.

— Я вас отвезу, - кивает головой в сторону машины, соглашаюсь, потому что это еще полчаса побуду рядом с ним.

Обхватив себя руками, торопливо иду на парковку, внезапно вздрагиваю, когда на мои плечи ложится что-то теплое, что-то такое, что пахнет ментолом и морской свежестью.

Я спотыкаюсь, меня удерживаю за локоть. Вскидываю глаза, Роман Андреевич рядом и стоит без пиджака в одной рубашке. Мои глаза останавливаются на линии подбородка, осторожно перемещаются к губам. Вспыхнув, резко опускаю взгляд на кадык, потом на верхние расстегнутые пуговицы рубашки.

Сглатываю, наверное, слишком шумно, потому что мужчина убирает руку и отшагивает от меня. Развернувшись к машине, открывает пассажирскую дверку. Я, чтобы не сгореть со стыда, разглядываю серый асфальт и послушно ныряю в прохладный салон автомобиля. Не смотрю на Романа Андреевича, когда он занимает водительское место, не смотрю на него, когда трогаемся с места. Лишь перед домом набираюсь смелости его поблагодарить за ужин и приятный вечер.

Поворачиваюсь к нему, застываю. Голубые глаза, ранее смотрящие на меня прохладно и слегка снисходительно, сейчас полыхают и обжигают. Я чувствую, как под его взглядом у меня начинает пылать лицо, непроизвольно облизываю губы, отчего крылья ноздрей мужчины затрепетали. Воздух вокруг нас тяжелеет и вибрирует от напряжения. Я без понятия, что делать, что должно произойти, поэтому сижу на месте и не шевелюсь. И чего-то жду.

— Пиджак можете завтра принести в офис, - голос Романа Андреевича звучит низко и сексуально.

Чувствую, как по коже расползается табун мурашек, как в груди букетом весенних цветов распускается волнительное предвкушение. Возможно, я наивна и похожа на трепетную лань, но на уровне инстинктов понимаю, что мужчина напротив чего-то хочет от меня. Возможно, того же самого, что и я.

— Доброй ночи, Дина, - моргает, смотрит уже строго. Я растерянно хлопаю глазами, не понимая, что пошло не так.

— Доброй ночи, Роман Андреевич. Пиджак я могу сейчас оставить, тут до подъезда близко, - тараторю быстро, громко, пытаясь разогнать напряжение в машине. Стягиваю пиджак с плеч, остро ощущая, как за каждым моим движением следят. Мужчина, стиснув зубы, резко выходит на улицу, пока я аккуратно пристраиваю пиджак на заднее сидень, дверка возле меня распахивается. В этот раз руку не подает.