Книга Арфа королей - Джульет Марильер

Я вполне мог бы на это ухмыльнуться – если бы не доставляли неудобств боль в запястьях и мокрые штаны.

– Донал, – говорит Арчу, – что она сделала неправильно?

Брокк прочищает горло. У него такой вид, будто ему страшно хочется оказаться где угодно, но только не здесь.

– Говори же, – настаивает Брида, – отложи личные переживания в сторону и оцени ее поведение, будто ты ей не брат, а наставник.

– Она пришла с оружием. Спрятала нож хуже, чем надо. И хотя из роли не вышла, все же показала, что потеряла самообладание.

– Кире разрешается носить этот нож, – резко бросает Ливаун, – и захватить его было вполне разумно. Она не воин, бредет посреди ночи по незнакомому дому и знает, что происходит нечто подозрительное. Поэтому прийти без оружия с ее стороны было бы глупостью. А насчет того, чтобы его хорошо спрятать, то ей об этом даже думать не полагается.

– Успокойся, – говорит Арку, – самообладание в нашем деле играет решающую роль. А теперь все взвесь и скажи нам, где Донал все сделал правильно, а где ошибся.

– И для него, и для меня было бы лучше проснуться быстрее – Нессана, надо полагать, силком вытащили из постели, причем без потасовки, насколько я понимаю, там не обошлось. Донал не вышел из роли, и когда я его позвала, пришел довольно быстро. – Ее лицо искажается гримасой. – При этом сохранил спокойствие. Одним словом, продемонстрировал себя лучше, чем я.

– А Нессан?

Ливаун какое-то время молчит и смотрит через всю комнату на меня. Я не понимаю, о чем она думает, но вот ее рука поднимается и касается красной отметины на лице.

– Я не видела всего, что с ним делали, но хочу сказать, что он безупречно сыграл отведенную ему роль перепуганного конюшенного служки.

Она умолкает и после короткой паузы добавляет:

– Ему больно. У него связаны запястья. И потом его лицо.

– Не твоя забота, – говорит Брида, – к тому же он травмирован не настолько, чтобы немного целебной мази не поправило ему здоровье перед походом. Что бы мы, Кира, ни делали, все тщательно рассчитывается. Все. Мы никогда не пользовались бы своей нынешней репутацией, если бы халатно относились к подобным проверкам.

Будь у меня возможность говорить, я сказал бы Ливаун, что не нуждаюсь в защитниках. И не хочу, чтобы она из-за меня злилась. С другой стороны, будь я Дау, а не слабаком Нессаном, то наверняка позвал бы их с братом на помощь, когда на меня набросились. И хорошо, что не позвал, в противном случае нас, вероятнее всего, отправили бы по домам.

– Кира?

Арку окидывает ее пристальным взглядом.

Она не опускает глаза.

– Ну хорошо, я действительно потеряла самообладание, тем самым продемонстрировав отсутствие должной дисциплины. Не стану утверждать, что эта проверка в моем представлении была разумной и справедливой, потому как это было бы неправдой. Вы запрещаете человеку говорить, потом вытаскиваете его ночью из постели, связываете и бьете? Какой в этом был прок? Нынешнее задание нам троим по плечу. Вы же, должно быть, верите нам, иначе бы выбрали других.

Брида машет одному из собравшихся мужчин.

– Будь добр, принеси нам немного медовухи.

Затем поворачивается к Ливаун.

– Сядь. И ты тоже, – добавляет она, обращаясь к Брокку.

А когда они повинуются, говорит:

– Утром, по зрелому размышлению, произошедшее в ваших глазах обретет больше смысла.

Потом смотрит мне прямо в глаза и говорит:

– Отличная работа. Тебе это далось нелегко. Но это только намек на то, через что тебе придется пройти, пока не наступит День летнего солнцестояния. Молчать придется долго. До настоящего времени ты прекрасно владел собой. Теперь ступай переоденься. И проследи за тем, чтобы к моменту отъезда твой нынешний наряд выстирали и высушили. Когда наденешь новое платье, приходи сюда, я позабочусь о твоих запястьях. Раны наверняка не такие серьезные, как думает Кира – было бы глупо причинять тебе серьезный вред непосредственно перед отправкой на задание. Тем не менее, немного мази тебе точно не повредит.

Я беру свечу и ухожу, радуясь возможности снять с себя грязную одежду. В казарме стаскиваю мокрые штаны, швыряю их в угол, а сам надеваю другие, не зная, злиться на Бриду с Арку за то, что они удумали бросить мне такой вызов, или же радоваться, что я, в конце концов, все сделал как надо. Лучше Ливаун. Может, я просто устал. Мы все этой ночью не выспались.

– Нессан?

Я чуть не рычу «Что?», но вижу выражение лица Ливаун и тут же проглатываю слова. Мне хочется только одного – натянуть на голову одеяло и до утра обо всем забыть. У меня болит шея и все остальное. Но она стоит возле перегородки с тряпкой и небольшим кувшином в руках. В свете свечи ее волосы приобретают цвет дубовых листьев в лучах осеннего солнца – золотисто-рыжий и светящийся.

– Целебная мазь, – говорит она, – повязка. Пока мы не вернулись, я тебе ее наложу.

Я качаю головой, опускаю на запястья рукава рубашки и, помимо своей воли, морщусь.

– Что для тебя лучше, – говорит Ливаун, – довериться мне или Бриде, которая наверняка превратит это в очередную проверку? Сядь. И не смотри на меня так. В доме, где я выросла, занимались врачеванием. Если хочешь, чтобы твои руки вернулись в рабочее состояние до нашего отъезда, то эта мазь – твоя главная надежда. Я именно поэтому захватила с собой некоторый ее запас, хотя нам разрешили взять только самый минимум.

А поскольку я по-прежнему не двигаюсь – главным образом от удивления, что Ливаун заикнулась мне о своем прошлом, – она повторяет:

– Прошу тебя, сядь. Я быстро.

Она не врет. Вполне очевидно, что раньше она делала это не одну сотню раз. Руки у нее сильные – это мне уже известно, – но, когда нужно, нежные. Я не могу спросить, что представляет собой используемое ею снадобье, зелено-коричневое на цвет и обладающее острым древесным запахом, а сама она меня просветить не предлагает. Намазав мои руки мазью, она зубами отрывает от тряпки полоски, перевязывает мне запястья и закрепляет повязку аккуратными, ровным узелками.

– Вот так. Теперь синяки на лице. Не переживай, твою красоту я не подпорчу – высохнув, мазь становится невидимой.

Не давая мне возможности сказать жестом «нет уж, спасибо», она легкими прикосновениями размазывает немного снадобья на моих щеках. А когда заканчивает, я показываю на ее собственное лицо. Отметина от пощечины ярким пятном выделяется на ее коже.

Ливаун пожимает плечами.

– Ты имеешь в виду это? Ерунда. На нее такую хорошую мазь даже тратить не стоит. Кто знает, когда у меня будет возможность пополнить ее запас? Большинство ее ингредиентов произрастают в лесной чаще, которой в здешних краях явно маловато. Ну, если ты теперь готов, нам лучше вернуться.

Она идет к выходу, я шагаю за ней, размышляя о том, как они с братом росли. Не знаю, кто из них старше, но догадываюсь, что, по-видимому, Брокк. Что совершенно не мешает мне полагать, что верховодила всем Ливаун, отдавая ему приказы и, будучи девушкой, принимая на себя роль лидера. Это опять же наводит меня на мысль об их родителях. То, что они невысокого звания, мне совершенно ясно. Один из них, скорее всего мать, занимается целительством. Но сюда, на остров, приехали брат с сестрой, одинаково хорошие и как музыканты, и как воины. Почему бы Ливаун было не заняться ремеслом матери, к которому у нее, по всей видимости, тоже талант? Вероятно, их отец служит стражником у какого-нибудь благородного рода, чем и объясняются их боевые навыки. Я смотрю на ее лицо и думаю: какой мужчина в здравом уме позволит дочери стать воином?