Книга Колдунья - Джейн Фэйзер

— А чем бы ты хотела заняться? — спросил он деловито, пытаясь скрыть свое внезапное сочувствие. — Куда бы ты хотела отправиться?

— В Лондон. — Хлоя подняла голову, и слезы чудесным образом испарились. — Я хочу быть представленной ко двору и выезжать в свет. А потом, когда я выйду замуж и получу мое наследство, я хочу создать больницу для животных. Должно быть, не составит труда найти подходящего мужа, — добавила она задумчиво, — такого, который не будет особенно вмешиваться в мои дела. Восемьдесят тысяч фунтов должны же что-то значить, и мне кажется, я довольно красива.

«У дочери Элизабет просто талант к преуменьшению», — подумалось Хьюго.

— Да, я думаю, найти мужа несложно, — согласился он. — Но сможешь ли ты, девочка моя, отыскать того, кто будет готов поддержать твои стремления, я не знаю. Мужья могут быть очень упрямыми созданиями, по крайней мере мне так говорили.

Хлоя нахмурилась:

— Мама говорила, что Джаспер намерен выдать меня за Криспина. Но я этого совершенно точно не хочу.

Так вот в чем дело! Хьюго залпом осушил свой стакан и снова потянулся к бутылке. Как все просто! Пасынок Джаспера, родившийся от первого брака его жены, таким образом будет держать в своих руках все состояние Хлои. Никаких препятствий к заключению такого брака не могло быть: абсолютно никакого кровного родства тут не было. Вероятно, Элизабет хотела, чтобы он, Хьюго, помешал осуществиться этому плану.

— А почему ты не хочешь выйти за него?

Ее ответ был резки и категоричным:

— Криспин — живодер, как и сам Джаспер. Однажды он загнал своего гунтера[2]и вернул его на конюшню с разбитыми ногами, в крови от шпор. Да и раньше он часто отрывал крылья бабочкам. Я уверена, что он не изменился.

Да уж, неподходящий партнер для человека, считавшего своим предназначением спасать оказавшихся в беде представителей животного мира, не мог не отметить Хьюго.

— А почему у твоего сквернословящего попугая только одна нога? — внезапно спросил он.

— Не знаю. Я нашла его в Болтоне. Его бросили в канаву, а в это время шел дождь.

— Мясо готово, — коротко объявил Самюэль, вращая вертел. — Адвокат останется?

Скрэнтон с надеждой посмотрел на хозяина дома и в ответ услышал:

— Если пожелаете.

— Пожалуй, я доберусь домой гораздо позже обеда, — поспешно сказал он, потирая руки и вдыхая ароматный запах, исходивший от блюда. — Так что премного благодарен.

— Я умираю от голода, — заявила Хлоя.

— А на полдник ведь съела столько хлеба с сыром, что целый полк можно было накормить, — ехидно заметил Самюэль, поднося мясо к столу.

— Да уж, сколько времени прошло! Принести ножи и вилки?

— В кухонном столе.

«Это жуткое платье совершенно не скрывает грациозность ее движений, — подумал Хьюго, наблюдая, как она легко порхает по кухне. Причем двигалась она так уверенно, что у него невольно возникли дурные предчувствия. Он отправился в подвал за вином.

Когда он вытащил пробку, Хлоя тут же протянула свой бокал.

— Я не имею ничего против того, чтобы ты пила бургундское, но это вино — особенное, поэтому не глотай его, как оршад[3], — предупредил он, наполняя ее бокал.

Адвокат Скрэнтон отпил глоток и замурлыкал. Может, и было что-то необычное в том, что он обедал на кухне пришедшего в упадок дома в компаний хозяина и его слуги, но зато еда была отменная…

Хлоя, судя по всему, была с этим согласна. Она поглотила такое количество говядины с кровью, грибов и картошки, что Хьюго опешил, недоумевая, как все это помещается в таком хрупком создании. Насколько он помнил, Элизабет ела не больше воробья. Он озадаченно потряс головой, что, похоже, начиная с этого дня, становилось для него уже привычным, и вернулся к вопросу первостепенной важности.

— Скрэнтон, вы знаете семью Грэшемов по обеим линиям, есть ли у нее родственницы, с которыми она могла бы жить?

— О, вы не можете отправить меня к какой-нибудь престарелой тетке, где мне придется прогуливать закормленного мопса и полировать серебро, — тут же сказала Хлоя.

— А я думал, ты любишь животных.

— Люблю, но предпочитаю таких, которые не нравятся другим.

Он подумал, что это говорит о многом, но вслух лишь спросил:

— У тебя есть такая тетка?

— Насколько мне известно, нет, — ответила Хлоя. — Но в семинарии училась одна девочка, и у нее была тетя.

Чья-то чужая тетя ничем не могла помочь.

— Скрэнтон? — с надеждой обратился к адвокату Хьюго. Тот не торопясь вытер рот, затем сделал еще один глоток вина и важно заметил:

— У леди Грэшем не было здравствовавших родственников, сэр Хьюго. Отсюда и размер состояния мисс Грэшем. Мне ничего не известно о родственниках по линии сэра Стивена. Но, может быть, в этом поможет сэр Джаспер.

Это его никак не устраивало, ведь он собирался выполнить волю Элизабет.

— Полагаю, я мог бы нанять компаньонку… нет, не перебивай меня снова, — резко сказал он, предвидя возможные возражения Хлои. — Девочку можно было бы устроить где-нибудь под опекой респектабельной дамы.

— И чем бы я там занималась? — возмутилась Хлоя. Вопрос не был лишен смысла, однако…

— Я не вижу никаких иных решений. К тому же ты еще не завершила образование…

— Оно совершенно закончено, — тут же прервала его она, забыв о недавно прозвучавшем наставлении. — Я могу делать все, что умеет любая школьница, и даже намного больше.

— Например?

— Я могу вправить сломанное крыло птицы и помочь родиться ягненку. Я знаю, как лечить вывихнутый сустав у лошади…

— Не сомневаюсь, — прервал ее он, в свою очередь, — но это ничего не меняет.

— Но почему я не могу остаться здесь? — Она задала этот вопрос почти спокойно.

— И чем заниматься? — отплатил ей Хьюго ее же монетой. — Ланкашир и светская жизнь Лондона так далеки друг от друга.

— А может, и нет, — тихо ответила она.

«А это что еще значит?» — подумал Хьюго и… сдался. Этим вечером явно ничего не удастся изменить.

— Сейчас, похоже, никакого выбора нет. Сегодня тебе придется остаться здесь, — сказал он.

— Я же говорила тебе. — Хлоя нежно улыбнулась Самюэлю, собирая грязную посуду.

— Что-то вроде бы говорили, — отозвался Самюэль.

Глава 4

Заунывный вой собаки во дворе был подходящим фоном для одолевавших Хьюго воспоминаний. Он сидел за фортепьяно в библиотеке. Единственная жировая свеча отбрасывала кружок желтого света на клавиши, по которым скользили его пальцы, пытавшиеся наиграть мелодию прошлого. Он сочинил ее когда-то для Элизабет, но сейчас никак не мог восстановить в памяти часть припева.