Книга Тринадцать шагов вниз - Рут Ренделл

Оставив мусор на полу, Нерисса вышла из дома, оставляя за собой полный хаос — повсюду раскиданы журналы, салфетки, светильники опрокинуты, под столом и на столе — осколки разбитых бокалов вперемешку с украшениями блестят на ковре и подоконнике. Даже цветы выпали из вазы. Линетт, уборщица, не возражала, ей слишком хорошо платили. Она обходила дом, все подбирала, восхищалась то кольцом, то бутылкой вина, и если Нерисса была дома, то все это отдавала ей.

Шел дождь, летний ливень. Нерисса накинула белый блестящий плащ на шелковую блузку и вместе с шампанским и шоколадом нырнула в машину. Мокрый зонтик — белый с изображением побережья Ниццы — бросила на заднее сиденье. Она притормозила в Холланд-Парк, где стоянка запрещена, чтобы купить маме цветы — орхидеи, лилии, розы и забавные зеленые, названия которых продавец не знал. Ей повезло, как всегда. Все дорожные инспекторы, видимо, смотрят сериал по телевизору. Она как обычно опаздывала, но папа не возражал. Он любил ужинать около девяти, а не в восемь.

Родители жили в Актоне, на улице с двухквартирными домами. Над гаражом у них была дополнительная спальня. Нерисса и ее братья выросли там, ходили в местную школу, посещали местный кинотеатр и делали покупки в местных магазинах. Оба брата были старше Нериссы и уже давно женились. Когда она начала зарабатывать много денег, то хотела купить родителям дом рядом со своим. Возможно, даже коттедж на модной Потери-лейн. Но они отказались, потому что любили Актон. Любили соседей и свой большой сад. Все их друзья жили поблизости, так что родители переезжать не хотели. Кроме того, отец соорудил в саду три пруда, один спереди и два по бокам, и запустил туда золотых рыбок. Разве на Потери-лейн он смог бы обзавестись прудом, не говоря уже о трех? А сегодня рыбки оживились, они любят дождь.

Дверь открыл отец. Нерисса обняла сначала его, потом маму и вручила подарки. Они приняли их, как всегда, восторженно. Девушка не пила алкогольные напитки, только минералку, но сейчас с удовольствием приняла большую чашку йоркширского чая. Мама приглашала к ужину всегда одинаково, по-французски с ужасным акцентом. Нерисса удивилась бы, если бы мама вдруг сказала что-то другое.

— Mademoiselle est servie.[[1]

Нерисса ела такое только у родителей. Остальное время она питалась грейпфрутами и рисовыми крекерами дома, а в ресторане — салатом. Иногда ей казалось чудом, что желудок переваривает жирный суп, масло, мясо, картошку, пудинг и не болит при этом. Но мать думала, что она всегда питается именно так.

— Моя дочь может есть сколько угодно, — говорила она друзьям, — и совсем не прибавлять в весе.

Когда настал черед яблочной шарлотки, Нерисса стала расспрашивать мать о соседях — близких друзьях, почти родственниках.

— У них все хорошо, — отозвалась мать. — Правда, я не видела их в последние дни. Знаю только, что Шейла нашла новую работу. А, да, Билла выписали из больницы.

— Отлично. — И Нерисса осторожно поинтересовалась: — А их сын? Все еще живет с ними?

— Дарел? — переспросил отец. — Такой воспитанный мальчик. Пока да, но Шейла говорила, что он собрался покупать квартиру в Докленде. Говорит, что время пришло.

Нерисса не знала, хорошо это или не слишком. Ужиная с родителями, она всегда надеялась, что Дарел Джонс постучится в дверь попросить пару пакетиков чая или вернуть одолженную книгу. Но он ни разу не пришел, хотя, по словам ее матери, Джонсы частенько захаживали в гости. Может, смотрит телевизор вместе с родителями или гуляет с девушкой. Последнее казалось более вероятным для молодого красивого человека двадцати восьми лет. Нерисса вздохнула и улыбнулась, чтобы родители ничего не заметили.

Чувство вины редко посещало Гвендолин. По ее мнению, она всегда вела безупречную жизнь и была абсолютно честна. А обследовать комнату квартиранта — законное право владельца дома, тем более что ей понравилось. Единственная неприятность — приходилось отдыхать между пролетами.

Как много он пьет! С тех пор как она была тут в последний раз, в мусорном контейнере появились пустая бутылка из-под джина, одна из-под водки и четыре винные бутылки. Понятно было, что он почти не ест дома — холодильник практически пуст и воняет антисептиком. На журнальном столике лежала большая книга в кожаном переплете. Гвендолин не могла пройти мимо книги и не открыть ее. Там оказались только фотографии чернокожей девушки в очень короткой юбке или купальниках. Возможно, это и есть порнография — Гвендолин в этом не разбиралась.

Под книгой оказалась вчерашняя «Дейли Телеграф». Гвендолин нравилась эта газета, но стоила баснословных денег. Ее удивило, что Селлини покупает ее. В его духе скорее желтая пресса. Наверняка Эд увидел там рекламу тренажеров, в которой упоминалась «Фиторама», и отдал ее жильцу.

И она, точно так же как не могла пройти мимо книги, не устояла перед печатным словом. Некоторыми, во всяком случае. Пропустив статью о тренажерах, Гвендолин прочитала первую страницу, потом следующую, сожалея, что не взяла лупу. Дойдя до поздравлений и некрологов, она отложила газету, подошла к двери и прислушалась. Микс редко возвращался домой в середине дня, но лучше соблюдать осторожность. Но до чего же он аккуратный! Ее позабавила мысль о том, что именно его, суетливого чистоплюя, назвали бы старой девой, а она, образованная городская дама, скорее ведет мужской образ жизни.

Гвендолин не слишком интересовали свадьбы и дни рождения, но она пробежала глазами — сильно щурясь при этом — колонку некрологов. Люди слабеют с каждым годом, каждый день умирает масса людей моложе ее. Андерсон, Арбертон, Бересфорт, Браун, Карстер — у нее была знакомая миссис Карстер, но это другая — ту звали Диана, а не Мэделин. Дэвис, Эдвардс, Иган, Фитч, Грехем, Куреиши. Три Нолана — странно, не такая уж распространенная фамилия. Палмер, Притчард, Роулингс, Ривз. Ривз!

Какое невероятное совпадение. Она взяла в руки «Телеграф» впервые за многие месяцы, а тут известие о смерти его жены.

15 июня у себя дома скончалась Эйлин Маргарет, 78 лет, любимая жена доктора Стивена Ривза из Вудстока, Оксон. Похороны состоятся 21 июня в церкви Св. Беды, Вудсток. Не приносить цветов. Пожертвования в фонд исследований рака.

Мелкий шрифт давался тяжело, но сомнений не было. Интересно, Микс заметит, если она вырежет эту заметку? Возможно. Но как он догадается, что это сделала она? Надо найти ножницы. Ее собственные лежали в ванной — она почти ими не пользовалась — или где-то на книжной полке, но такой чистоплюй наверняка держит их в аккуратном ящичке вместе с открывалкой и картофелечисткой.

Гвендолин покопалась у Микса на кухне, особенно тщательно обследуя микроволновку, чьи функции были для нее загадкой. Интересно, это что-то для жарки или для музыки? Или, может, маленькая стиральная машинка? Она нашла ножницы именно там, где надеялась, и вырезала заметку о смерти жены доктора. Изучит ее у себя с помощью лупы.

Гвендолин успела вовремя. Как только она спустилась вниз, в дверь вошел Селлини.