Книга Браслет из города ацтеков - Екатерина Лесина

Добравшись до машины, которую он оставил в соседнем дворе, Ягуар сказал:

– Прокатимся?

– Куда? – Парень зачарованно глядел на внедорожник, и хром деталей слепил, а голос в голове нашептывал – еще немного, и машина будет твоей. Не эта, другая такая же. Или лучше.

– Кое-кто хочет на тебя посмотреть, – Ягуар сел на место водителя.

– Но…

– Если хочешь – оставайся.

Повернул ключ в замке зажигания. И рев мотора убил последние сомнения. Алексей ловко забрался на соседнее сиденье, перекинул ремень безопасности и произнес:

– Я не совсем в форме. Ты меня неплохо отделал.

– Это пока. Скоро ты сам сможешь отделать любого, – Ягуар улыбнулся, он очень долго тренировал эту улыбку перед зеркалом, и старания оправдались. Алексей осклабился в ответ:

– Точняк.

Он сидел смирно, пока машина катила по городским улицам. Он молчал, когда проехали центр и на несколько минут потерялись в скоплении домов-коробок. Он глядел в темноту, разрезаемую светом фар, и, только когда машина остановилась на пустыре, осмелился спросить:

– Мы где?

Ягуар воткнул шприц в шею и придержал обмякшее тело.

– Мы на месте, – ответил он, хотя ответ и не был нужен.

В запасе оставалась целая ночь. Ягуар намеревался провести ее с пользой.

Выбравшись из машины, он разделся до трусов. Спортивный костюм, купленный на рынке, пришелся впору, как и кроссовки. Дешевая обувь неприятно сдавливала ноги, а ткань костюма моментально промерзла и при малейшем движении похрустывала.

Ягуар выволок бессознательное тело и, закинув на плечо, зашагал. Его цель лежала на другом конце поляны, там, где начинался невысокий холм. Из-под снега торчали черные ости вереска, норовившие пробить резиновую подошву. Расколотая молнией сосна почти осыпалась, и желтые ее иглы накрыли камень.

Скинув тело у корней дерева, Ягуар вернулся за сумкой. Душа его пела, предвкушая радость грядущей жертвы. Он щеткой счистил с камня хвою и листья, скребком убрал лишайники и мох, затем долго полировал мягкой тряпкой, возвращая утраченный блеск. Затем наступил черед холма. Человек лопатой расчистил снег, срезал побеги вереска и высыпал на землю желтый чистый песок. Утрамбовывал босыми ступнями.

У подножия камня легли орлиные перья и когти ягуара. Тяжелее всего пришлось со штырями, старый валун сопротивлялся железу. Удары молота разносились по окрестностям, бухало сердце в груди, и сыпалась крошка из гранитных ран. Ягуару стало жарко, и он снял куртку и майку. Пот градом катил по плечам и позвоночнику, обжигал шрамы.

Наконец все было закончено.

Ягуар сел на корточки у камня и приготовился ждать. До рассвета оставалось полчаса.

Часть 2

Встречи

Родился я в месяц Теотлеко, на разломе дня и ночи, и, сам того не ведая, принес матери огромное облегченье. Мучилась она родами долго, и многие соседи думали, что оправиться матушка не сумеет. Однако в тот миг, когда я покинул лоно ее, Тонатцин, милосердная мать, коснулась горячего лба роженицы губами и выпила жар, как пила жизнь.

Я не помню за малостью лет, было ли это правдой, однако же истинно иное – мои братья и сестры, каковых у меня было пятеро, появлялись на свет легко. И никто из них не умер в колыбели, что тоже было удивительно.

В день же моего рождения повивальная бабка обсидиановым ножом рассекла пуповину, отделяя меня от матери, и, омыв родниковой водой, сказала:

– Вот драгоценный камень, перо птицы кецаль.

А после обратилась ко мне со словами, каковые положено было говорить:

– Дорогой сынок, ты должен понять, что твой дом не там, где ты родился. Ты воин, ты птица кечолли, и твое предназначение – поить солнце кровью врагов и кормить Тлальтекутли, землю, их телами. Твоя страна, твое наследство и твой отец находятся в доме солнца на небе…

Отец мой, обрадованный исходом, каковой уже не мыслил благоприятным, послал за тональпоуки-предсказателем, который произнес такие слова:

– Твой сын родился под хорошим знаком. Он будет военачальником, богатым и храбрым. А имя его прославится среди прочих имен.

И на третий день мне подарили имя. То самое, которое я ношу ныне.

Рос я быстро, много спал и ел, опустошая материнскую грудь, чем неизменно радовал и ее, и отца, ибо виделось им в том предвестье будущей моей силы. Скоро мне перестало хватать материнского молока, и отец велел давать козье, смешанное с кровью.

Я до сих пор помню особый сладковатый вкус напитка и истому, что овладевала мной после. В ней приходили удивительные сны, которые я не мог истолковать. Я и рассказать-то не умел, складывал слова, не находя нужных, и матушка, уже баюкавшая моего младшего братца, слушала и улыбалась детскому лепету.

Верно, будь сии сны обыкновенны, они бы покинули меня по достижении того возраста, когда родители определяют чаду путь.

И в воле их было отвести меня к храму, отдать в заботливые руки жрецов, дабы я, взрослея, постигал тайны веры. Могли они также оставить меня при себе, обрекши на участь земледельца или пастуха, в каковой не видится ничего дурного. Но, видя мою силу, крепнущую изо дня в день, отец мой сделал выбор иной.

Он начал учить меня искусству боя и преуспел немало. Помимо отца, имелись у меня и иные наставники, от прославленных, изрезанных шрамами, до совсем еще юных, сбивавшихся в стаи в желании сбить с наглеца спесь. В тех давних драках мы не испытывали друг к другу ненависти, скорее уж учились ценить умение и силу, зная, что сие нам весьма пригодится.

И надо ли говорить, что я, еще не прозванный Ягуаром, был сильнейшим и быстрейшим, чем премного радовал и родителей, и братьев.

И я, Алонсо, подтверждаю, что дикарь сей и поныне имеет стать особую, выделяясь средь прочих высоким ростом и телосложеньем, каковое мне прежде случалось видеть лишь у греческих статуй. Двигался он с легкостью нечеловечьей, ступал бесшумно, и не раз и не два подходя со спины так, что я и помыслить не успевал о его присутствии.

Впервые я увидел его пять дней тому назад. Я спал, провалившись в сон без сновидений, ибо усталость измучила и тело мое, и дух. А потому не слышал я более ни стонов, ни плача, ни шипения огня, догрызавшего разрушенный город. И уж точно не услышал шагов Тлауликоли. Я проснулся оттого, что на грудь мне упала невыносимая тяжесть, а нос и рот заткнула чья-то рука. Я не успел закричать, как вновь провалился в небытие.

Второе пробуждение случилось в джунглях. И что меня поразило – невиданное спокойствие мира вокруг нас. Словно мы все чудесным образом переместились во влажную утробу леса, а он милосердно отсек и звуки, и запахи войны, заменив их иными.