Книга Офицерский крест. Служба и любовь полковника Генштаба - Виктор Баранец

Гаевский будто загипнотизированный слушал профессора сексуальных наук майора Жихарева. А когда тот закончил, явно довольный складностью своей лекции (судя по его веселым глазам сытого мартовским блудом кота), лейтенант очнулся и спросил его:

– А жены, жены почему мужьям изменяют?

И тут у Жихарева мгновенно нашелся ответ:

– А изменяют жены из-за потери мужиков интереса к ним. Бабы этого не прощают! Баба без регулярного секса – это как аккумулятор без подзарядки! Потому нам и приходится работать на два фронта, устраняя недоделки тех, кто плохо выполняет свои обязанности. Такая вот фи-ло-со-фи-я, мой юный друг… И никакая мастурбация бабам живого мужичка не заменят! Старательные мужики не позволяют им забыть про счастье быть женщиной!

– Пал Николаич, – сказал тут Гаевский, настороженно глядя на Жихарева, – а вы уверены, что жена вам не изменяет?

Жихарев взглянул на лейтенанта хитрыми лисьими глазами, закурил и ответил задумчиво:

– А хрен его знает. Моя супруга – женщина скрытная и осторожная. Даже если и наставит мне рога, то я об том и знать не буду… А вообще я скажу тебе так: если ты не рогоносец, значит, жена твоя не пользуется спросом у местного мужского населения… Но лучший способ не превратиться в рогоносца – регулярно проводить, так-скзыть, техобслуживание жены… Хи-хи-хи… Вон жена…

В этот момент Жихарев замолчал, посмотрел по сторонам настороженно и тихим голосом продолжил:

– Вон жена полковника Хохлова… Командира танкового полка, как-то в спаленке сказала мне: «Спасибо, Павлик, хоть ты напоминаешь мне, что я женщина… А той мой так увлекся своими танками, что я уже забыла, как его член выглядит… У меня, извини, писька уже паутиной зарастать стала». Великая женщина, великая!.. Из ее спальни вылезаешь, как попугай из стиральной машины! Попадешься ей, – спинной мозг высмокчет! Хе-хе-хе…

* * *

Три фразы остались после белогорской Татьяны в памяти Гаевского: «Ты меня хочешь?», «Брысь в душ!» и «Хочу, чтоб было так всегда-всегда».

А еще он долго помнил, как она нежно и громко стонала. Эти стоны невероятно заводили его. Заводили до того самого момента, когда он, мерно расшатываясь над белой луной ее голой попки (с розовым шрамом от фурункула на левой ягодице) однажды увидел в треснувшем зеркале шкафа, стоявшего напротив кровати, абсолютно бесстрастное женское лицо со скучными глазами уборщицы на двух работах.

Ее стоны были фальшивыми! Оглушительное разочарование нахлынуло на него в тот момент, когда он понял, что и ее страсть, и ее восторги – подделка. «Мы так подходим друг другу. Мы могли бы быть счастливой парой… Я была бы тебе верной женой», – так промурлыкала она однажды на панцирной кровати, становясь в его любимую позу у холодного клеенчатого коврика, – и Гаевский подумал: надо включать задний ход, пока не поздно.

«На обед» к ней он стал забегать все реже. А потом и вовсе словно забыл дорогу в обшарпанную пятиэтажку. И на то была еще одна, постыдная причина, – Татьяна наградила его дурной болезнью. И все было кончено. Два раза в день он наведывался в медсанбат, где Шмуль – конопатый сержант-белорус, утром и вечером с какой-то садистской ухмылкой большим шприцем всаживал в лейтенантскую задницу дозы антибиотика, многократно выверенные на других «пострадавших» от половых битв с нечистоплотными куртизанками гарнизона.

В те же дни Татьяна исчезла из Белогорска, даже не попрощавшись с ним.

Больше он ее никогда не видел.

12

А потом там же, на Дальнем Востоке, был у него отпуск и он приехал в камчатский военный санаторий Паратунка. Там повстречалась ему молодая и красивая женщина, – но ни лица, ни имени ее он уже не помнил. Помнил лишь, что у нее была чрезвычайно «аппетитная» фигура – с невероятно тонкой для женщин того возраста талией и налитыми крепкими ляжками. У способных к сексу и не нагулявшихся еще санаторных мужиков сверкали хищной мечтой глаза, когда эта женщина грациозно и зазывно несла мимо свой стан зрелой самки. Гаевский помнил, что в то время он был уже капитаном, молодцем с атлетическими плечами, – видимо, это и сыграло главную роль в том, что она выбрала именно его. А познакомился он с ней на танцах под пьяненький аккордеон и «при свечах» – в санаторном клубе не было света после очередного землетрясения. Две бутылки красного вина, выпитого из целлофановых стаканчиков на скамейке в дальнем конце санаторной аллеи, быстро довели их свидание до жадных поцелуев.

– Я уже вся мокрая, – судорожным голосом бубнила она, вынимая набухший сосок роскошной груди из его трудолюбивого, как у голодного младенца, рта, – эта прелюдия должна иметь окончание… Не томите же меня…

Вот это тоже он очень хорошо помнил, – наверное, ничего так крепко не запоминает мужчина, как слова женщин, зовущих его в амурный омут.

Потом они оказались в ее номере, где яркий, как прожектор пограничного катера, лунный свет пробивался сквозь жидкие казенные шторы. Гаевский, сильно напуганный в свое время белогорской гонореей, уже напяливал на бивень любви призрачно тонкий японский кондом, когда обнаженная дама строгим учительским тоном сказала:

– Не надо. Это снижает мою чувственность. Я чистенькая. Я замужем.

Она ловким движением сняла с него презерватив и гордо добавила:

– Мой муж – атомный подводник, морской офицер.

После этих ее слов капитан стал терять «боеготовность». Чувство офицерской солидарности брало верх над похотью в самый неподходящий момент.

Ему представилось, как где-то в черных гробовых глубинах Тихого океана, в прочном корпусе атомной подводной лодки, героически мучается на боевой службе муж этой чистой и теплой женщины с тонкой талией и давно неласканной грудью… А тем временем сухопутный отпускник Гаевский наслаждается ею.

Она все, наверное, увидела и почувствовала его смятение, она угадала его состояние и пошла на выручку:

– Мой муж потерял здоровье на этой проклятой подлодке… Он становится импотентом и у него все меньше охоты до этих дел… А я вот страдаю… Мне это нужно… Я ничего не могу поделать с собой… Наверное, я так устроена. Так что если ваша армия лишает меня здорового мужа, то извольте, товарищ капитан, отработать долг за него! Но сначала я приведу вас в полную боеготовность! – так сказал она и рассмеялась, медленно опускаясь на колени и давая волю своим шаловливым рукам и губам.

Затем она поднялась с колен и подошла к холодильнику, на котором стоял стакан с какими-то ягодами.

– Вот чудодейственное таежное средство для повышения мужской силы, – тоном доброй врачихи сказала она, протягивая ему горсть ягод. Они были невероятно кислыми, но он добросовестно ел их.

В ту бурную, почти бессонную ночь он впервые познал, что такое голодная и алчная в любовных утехах женщина.

– Я сама, я все сама, – задыхаясь, словно в забытьи надрывно бормотала она, меняя позы, – вы пока отдыхайте, товарищ капитан… Вы отдыхайте…

Она стонала, о, как же она стонала!