Книга Сад зеркал - Дмитрий Самохин

Мы убегаем в леса и на болота, ничего не сказав напоследок ни со-родичам, ни друг другу, каждый из нас превращается в летящее копье, которое знает лишь одно: свою цель, и он должен найти эту цель во что бы то ни стало.

Я несусь вперед среди сочных папоротников и мягколистых деревьев, прыгаю через ямки и ручейки, краем глаза слежу, как исчезают среди деревьев другие будущие воины. Вскоре пропадает из виду последний из них, теперь мы не мешаем друг другу, и я должен что есть сил бежать на юго-восток, чтобы сегодня выгадать время. Тогда к вечеру я выйду на тропы, где в эту пору можно встретить семейства агонгов, и с самого утра буду наблюдать их повадки, прикидывать, как можно отделить от семейства одного из зверей, чтобы сразиться с ним один на один.

И на кой мне понадобилось убить именно агонга, да еще мечом? Мало, что ли, в Озёрном крае других зверей? Да, конечно, у меня и у других со-родичей особые счёты к этим тварям, но разве моему семейству станет хорошо, если агонг и меня загрызёт?

И я не имею представления, как Джа’кейрус собирается убить двоих агонгов. Если он действительно может это сделать, значит, он лучший воин, чем я или кто бы то ни было из всех, кого я знаю. Значит, умнее всего будет просто уступить ему Дар-Тэю, потому что он заслуживает её больше, чем я.

Но какой смысл вообще в этих состязаниях, если наше Древо поражено гнилью? Может быть, кто-то знает, как лечить её. Адития же откуда-то взяла все эти задумки про иголки и донного ревуна, значит, есть и другие. Быть может, нужно ходить к более дальним Древам и расспрашивать Старейших. А от того, что я буду бегать по лесу и нападать на зверей, самый главный вопрос никак не разрешится.

Я останавливаюсь и слушаю лес. Всё-таки я не понимаю, как Джа’кейрус собирается убить двоих агонгов. Без всяких «разве что».

Зато я понимаю, что не видел его среди древ-них, которые бежали по лесу на юго-восток, а вот что я видел – как Джа’кейрус отстал и, кажется, завернул ближе к болотам, хотя на болотах не водятся агонги.

Я стою, выравнивая дыхание, трогаю прохладный лист папоротника и слушаю, как вокруг заливаются трелями птицы-сверчалки. А потом разворачиваюсь и бегу в сторону болот. Я примерно помню, в каком месте свернул на тропу Джа’кейрус, значит, есть не более десятка направлений, в которых он мог умчаться неведомо как далеко. Если, конечно, это не путаница пути или еще какая-нибудь его мерзкая хитрость.

Может быть, я попадусь на эту уловку, как глупая малышня, но мне нужно разобраться, что затеял этот древ-ний.

* * *

Я ищу Джа’кейруса долго, мне приходится обойти едва ли не все болотные тропы. Но в конце концов я нахожу его – не очень-то далеко от озёр, в месте, где болота сужаются и почти смыкаются с лесом, а за ними лежат пригорки и другие леса.

Джа’кейрус сидит на малом холмике, за спиной у него колчан со стрелами. Что-то или кто-то лежит у его ног, а сам он, напряженный, собранный, внимательно вглядывается в леса и пригорки. Воздух вокруг звенит комарами и влажной гулкостью, где-то заливается сверчалка.

Я всё еще не понимаю, что задумал Джа’кейрус. Он подобрался к местам, где агонги и другие хищники подращивают детенышей до того, как уйти в леса юго- запада. Эти места куда ближе к нашим озёрам, но нужно быть бесконечно тупым древ-ним, чтобы пытаться убить агонгов, которые растят свою малышню. Наоборот, лучшее, что можно делать в такое время – держаться от них подальше. Джа’кейрус – точно не тупой, но тогда что он делает здесь?

Я собираюсь окликнуть его, когда он оборачивается и видит меня. Медленно поднимается на ноги и идет навстречу.

– Ну почему ты такой настырный, Тимд’жи? – кричит он издалека, но голос его весел: им уже владеет азарт охоты, пусть я пока не понимаю, каким образом он охотится. – Или не справился? Передумал, напугался? Хочешь знать, как загоняют добычу настоящие воины?

Агонга загонишь, пожалуй! Он сам кого хочешь загонит! Особенно если у него детеныш.

Тут лежащее на холмике существо поднимает голову, и я с ужасом вижу, что это и есть детеныш агонга, совсем маленький, размером с собаку, которые иногда ходят вместе с человеческими торговцами. У меня немеет кончик хвоста и становится дыбом чешуя на шее. Пасть детеныша стянута стеблями, но если он освободится и завизжит…

– Ты рехнулся, Джа’кейрус? – я стараюсь сам не сорваться на крик, чтобы не привлечь всех хищников ближнего леса. – Его родители же придут сюда!

– Конечно, – он закатывает глаза. – Зачем бы еще мне потребовался детеныш?

Джа’кейрус со снисходительным любопытством разглядывает моё ошалелое лицо и добавляет:

– Но они не найдут нас, пока он не закричит. Я засыпал следы семенами ужугчи.

Он приглашающе машет рукой, и мы вместе поднимаемся на холмик. Там Джа’кейрус очень осторожно, наступив лапой на нос детеныша, перерезает верхние стебли, потом убирает ногу, и детеныш, мотая головой, освобождается от остальных. Лапы его связаны, подняться он не может, и разражается таким отчаянным визгом, что мне даже жаль его становится.

Подъем на холмик сплошь укрыт листьями гуннеры, свободной остается только обходная тропка сбоку. Джа’кейрус смотрит на меня с любопытством, и оно постепенно сменяется насмешливым выражением, когда до меня доходит, что он тут устроил.

– Ты их так не обманешь, – голос мой дрожит от возмущения и ужаса. – Агонгов не убивают об ямы с отравленными кольями! А даже если.

– Расслабься, – говорит он и достает стрелу из колчана. Тяжелая стрела, неоперенная, с наконечником из кости, который смазан соком волчанника, судя по зеленоватому цвету. – За детенышем они побегут прямо, а не как обычно.

– Это неправильно! – я уже кричу, потому что маленький агонг верещит очень громко. – Ты рыл эту яму много дней, а состязание началось только утром! Так нельзя! Что ты возомнил о себе, Джа’кейрус? Станешь лучшим воином благодаря обману? Получишь Дар-Тэю хитростью?

– Я не получу Дар-Тэю, – спокойно говорит он, вглядываясь вдаль. Лук держит опущенным. – Я делаю это не ради Дар-Тэи, не ради хорошего места у озера и вообще… Я уйду сразу после состязаний.

Вдали тоскливо кричит выпь, подпевая воплям маленького агонга. У меня звенит в ушах от них. Может быть, я услышал совсем не то, что сказал Джа’кейрус?

– Уйдешь? – повторяю на всякий случай и совершенно теряюсь, когда он кивает. – Как это? Куда?

От леса отделяются два черных пятна и несутся к нам. Джа’кейрус поднимает лук, я выхватываю меч и остро жалею, что не взял еще рогатину. Почему мне было так важно научиться бою с мечом и тем самым прыгнуть выше собственной головы? Я уже не помню.

Два пятна бегут от леса нам навстречу, становясь больше, обретая очертания зверей из моих кошмарных снов: обманная неуклюжесть, с какой агонг может бежать целый день без усталости, мощные лапы, которыми он подминает добычу, оскаленные пасти с длинными, загнутыми зубами – не вырваться. Нет спасения от этих лап и зубов, эту шкуру не проткнуть, её складки ускользают из-под клинка, уводят руку в сторону, и ты теряешь равновесие, падаешь прямо в распахнутую пасть или в объятия этих лап, в эти раззявленные пасти, лапы, лапы, пасти.