Книга В плену страстей - Джулия Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зеленые глаза удивленно блеснули.
– Месье? – повторил он, застегивая рубашку. – Алекса, я знаю, что ты англичанка, а англичане очень чопорны, но мы уже настолько знакомы, что можем называть друг друга просто по имени!
Алекса развела руками.
– В общем, это не имеет значения, – сказала она, – так как мы больше не увидимся. Поэтому…
– Comment?[13]
Он нахмурился.
Алекса чувствовала себя до крайности неловко.
– Боюсь, что не смогу заниматься вашим заказом…
Как закончить? Сказать: «Потому что я с вами спала»?
Продолжая хмуриться, он произнес:
– Не имеет значения. Мой портрет, chérie, мы обсудим позже. Однако, как я понимаю, по какой-то причине ты, кажется, подумала, что мы больше не увидимся. Прошлая ночь тебе не понравилась?
Каким тоном это было сказано! Словно он удивляется тому, что ей не по вкусу отменное коллекционное шампанское.
Алекса с трудом справилась с дыханием.
– Дело не в этом.
Она не знала, что еще сказать, и замолчала.
Но ее ответ нисколько не обескуражил Гая де Рошмона – он продолжал застегивать рубашку. Алекса помимо воли следила за движением гибкой кисти, любовалась мускулистой шеей. Она должна уйти! Но тут Гай де Рошмон произнес слова, которые ее остановили.
– Bon. Значит, мы договорились. Прошлая ночь была исключительной, и мы устроим так, чтобы следующие были не хуже. Как я уже сказал, мне жаль, что я вынужден через час улететь на неотложную встречу. Но я постараюсь вернуться пораньше. Надеюсь, что сегодня вечером. Если не сегодня, то в крайнем случае завтра. Позвони в мой лондонский офис, и секретарь сообщит, как со мной связаться.
Привычными движениями он застегнул запонки, затем, продолжая говорить, начал завязывать галстук.
– Я постараюсь извещать тебя о своих поездках, но прошу понять – уверен, что ты поймешь, – что у меня есть дела, которыми я не могу пренебречь, как бы я этого ни хотел. И поэтому неизбежно, что какое-то время мы не будем видеться. Так что заранее должен просить о твоем снисхождении. – Он снял со специальной вешалки пиджак и надел его. – Тем не менее я полагаю, что мы сможем проводить вместе достаточно времени и что это не нанесет ущерба твоей работе. А пока что не стоит ни о чем беспокоиться. Все будет устроено. А сейчас… – Он закончил завязывать галстук, пересек комнату и, взяв со столика золотые часы, небрежным движением защелкнул их на запястье, словно это безделушка, а не изделие за несколько десятков тысяч фунтов. – Сейчас я должен лететь в Женеву. Ничего не поделаешь - le temps presse,[14]поэтому прошу извинить меня за столь неподобающую спешку.
Он подошел к Алексе, на ходу застегивая пиджак, и взял ее за руку.
– Не стоит так смущаться, ma belle. Все будет хорошо. Вот увидишь.
Он быстро поцеловал ее в губы и направился к двери. Алекса наконец обрела дар речи.
– Я не понимаю!
Он задержался и, обернувшись, удивленно взглянул на нее:
– Но все очень просто, ma belle, – теперь мы любовники, non[15]?
С этими словами он вышел. Алекса стояла, уставившись на закрытую дверь. В голове не было никаких мыслей.
Алекса села в такси около отеля. В голове по-прежнему царила пустота. Когда она с независимым видом шла по мраморному фойе, то ей казалось, что все взгляды направлены на нее и что все ее осуждают. А что можно подумать о женщине, покидающей отель рано утром, одетой в вечернее платье, которое было на ней накануне? Она была уверена, что водитель такси тоже все понял, глядя на нее в зеркало. Она уставилась в окно, а когда подъехали к ее дому, то поспешно отдала шоферу десятифунтовую купюру и вышла из машины. Почти бегом она поднялась по лестнице, опасаясь, что попадется на глаза кому-либо из жильцов. Никогда в жизни ей не было так стыдно. Никогда!
Наконец Алекса очутилась у себя в спальне и сняла вечернее платье, потом без сил опустилась на кровать. Перебирая в уме все моменты произошедшего, помимо недоумения она физически ощущала присутствие Гая.
Его последние слова…
«Теперь мы любовники, разве нет?»
Мысли путались. Что он имел в виду?
Она узнала это через час. Едва успев принять душ и переодеться в домашнюю одежду, она услышала звонок домофона. Алекса сбежала вниз к двери в подъезд – там стоял посыльный с таким огромным букетом цветов, что она с трудом дотащила до квартиры это подношение.
Внутри лежала записка.
«À bientôt».[16]
Вот и все, что было написано. А больше ничего и не нужно. Остальное сказали по телефону. Спустя пять минут раздался телефонный звонок от личной помощницы Гая де Рошмона. Все тем же казенным тоном она сообщила Алексе номер мобильного месье де Рошмона, уточнив: «По его распоряжению». Алекса могла только отвечать на звонок от владельца и ни в коем случае этот номер не может быть доступен кому-либо еще.
– Прошу вас, мисс Харкорт, не звонить мне по поводу поездок месье де Рошмона. Я не владею такой информацией. Когда мистер де Рошмон сочтет нужным это вам сообщить, то он даст мне соответствующие указания.
Алекса молча слушала. Она с трудом могла поверить своим ушам.
После звонка Алекса стала расставлять цветы в различные вазочки и банки, так как у нее не нашлось подходящей вазы, в которую можно было бы поместить такой огромный букет, запах которого заполнил всю квартиру.
Занимаясь цветами, Алекса пыталась собраться с мыслями. Вообще-то в голове не было никаких мыслей, поскольку все произошло так стремительно, что она растерялась.
«Я не знаю, что мне делать», – стучало в голове.
«Тогда ничего не делай», – последовал совет.
На душе стало немного легче. По крайней мере, сейчас ничего не надо делать. Вот разве что расставить цветы. Состояние у нее было неподходящее, чтобы поработать в мастерской. Тем более что там ее поджидал незаконченный портрет Гая де Рошмона. И дописывать его она в любом случае – независимо от невероятной ночи с ним – отказалась. Алекса села за письменный стол и занялась разбором счетов за коммунальные услуги и чеков на покупки. Потом прошлась с пылесосом по квартире, убралась на кухне, постирала. После легкого завтрака она отправилась по магазинам, но сначала отослала с посыльным вечернее платье в офис «Рошмон-Лоренц» с извинительной запиской, так как не успела отдать его в чистку.
