Книга Я знаю, как ты дышишь - Наталья Костина

— Вашего мужа осудили за растрату чужого имущества? — неожиданно сменила она тему.

— Да… — Жанна все-таки заерзала, но представила это, будто поправляет сбившуюся юбку.

— А почему суд постановил избрать мерой наказания лишение свободы, а не штраф, например?

— Потому что Илья не признал свою вину… — нехотя сказала непонятная жена непонятного человека. — И вел себя на следствии не слишком умно. И… нам нечем было уплатить такой большой штраф, если честно.

— Но у вас же есть родственники, неравнодушные к судьбе вашего мужа. Почему вы не обратились к ним? И потом, если бы штраф назначили даже в максимальном размере, стоило ли это двух лет жизни в колонии? — безжалостно продолжала допытываться Катя. Ей не нравился Илья, из которого она почти ничего не вытащила, и эта Жанна ей тоже не нравилась! И если бы она не дала слово Наталье и Антону… — Суд мог пойти навстречу, тем более у вас был маленький ребенок…

— Да что вы меня об этом спрашиваете?! — вспылила Жанна. — Это ваша юрисдикция и ваш суд так распорядились, в конце концов! А он действительно был невиновен!

— То есть он чужих денег не брал? — осведомилась Катя.

— Я ему верю, — увильнула от прямого ответа собеседница. — И у нас ребенок тогда тяжело болел, все деньги на его лечение уходили… И мне некогда было во все вникать, если честно!

— Сейчас вам тоже некогда вникать, я так понимаю, — парировала Катя. — Все случайно. Испорченные тормоза, отравленный кофе, попытка сбросить вас под поезд, когда не вышло с кофе, причем прямо на следующий день!

— Наверное, с кофе было все в порядке, но я была сильно расстроена историей с машиной, ее пришлось в ремонт сдавать, вызывать эвакуатор… И мне показалось, что кофе как-то не так пахнет… или это потому, что в туалете было такое мыло… пахучее? Наверное, все же именно так… мыло! А в метро я тоже все думала про свою машину: она только из ремонта была — и надо же, опять! Я снова огорчилась и поэтому случайно подошла слишком близко к краю!

— Ладно. Хорошо! Если вы и сами себе верите, значит, говорить нам с вами больше не о чем. Раз вы никого не подозреваете и считаете, что это у вас в роду! Как там у О’Генри в «Вожде краснокожих»: «…ничего такого хронического, кроме малярии и несчастных случаев»! А у вас даже без малярии! Одни несчастные случаи! И, несмотря ни на что, все хорошо и прекрасно! Простите, что отняла ваше время!

Кате, разумеется, нужно было бы прибавить: «Надумаете рассказать правду, обращайтесь», — но она почему-то не желала этой самой правды, которую ей не спешили показывать. И которую от нее тщательно прятали. Что ж, одни любой ценой жаждут докопаться до истины — даже ценой служебного несоответствия, — а другие эту самую истину хотят убрать с глаз долой… Значит, есть что скрывать! Только это не ее, не Катино дело, что бы эта самая холеная Жанна о ней ни навоображала! Думала, небось, что Катя ее будет уличать в несоответствиях, или уговаривать облегчить душу, или мужа с ребенком пожалеть? Нет… и это тоже не ее дело — жалеть чужих мужей! И разбираться в чужих некрасивых делах, тем более когда эти дела хотят спрятать как можно глубже и никому не показывать! Илья, муж этой молодой и красивой женщины, предпочел угодить за решетку, лишь бы что-то понадежнее скрыть. Но, выходит, тот же самый Илья считает, что у его жены нет никаких тайн, во всяком случае, ничего такого, что нельзя было бы рассказать другим. И он о ней действительно беспокоится, раз утверждает, что некие неизвестные хотят ее убить! Однако при этом не видит никакой связи с тем, что когда-то растратил чужие деньги, а теперь вот, возможно, таким способом его заставляют их вернуть? Антон говорит, что Илья очень умный и даже порядочный… Угу, и Илья умный, и Антон, и она, Катя, умная, а уж про Сорокину и говорить нечего! И тем не менее все они совершают глупые, а местами даже и непорядочные поступки. Такие, что порой и сами этому поражаются… И не счел ли Илья свой приезд к родственникам теперь именно такой глупостью, и не дал ли обратный ход, решив утрясти проблему самостоятельно и велев жене все отрицать? Чтобы спустить потихоньку все на тормозах… которых нет! Черт ногу со всеми ними тут сломит! А заодно и мозги!

— Хорошо, — сказала Катя, вставая и черкая что-то для себя на использованной салфетке. — Простите, что отняла ваше время, — еще раз повторила она.

Жанна Антипенко с видимым облегчением поднялась, но Катя наметанным глазом заметила, что она снова рефлекторно обернулась. Однако за ними все так же никого не было, и кирпичная стена тоже была на месте. Толстая, надежная, ничего не слышавшая стена… Да и слушать тут было нечего, если честно!

Они почти одновременно сняли с вешалки в углу свою одежду и почти синхронно вышли на крыльцо, и тут Катя вспомнила, что не дала этой упрямой Жанне свою визитку.

— Если вы все же захотите со мной поговорить, звоните. — Она протянула замешкавшейся молодой женщине картонный прямоугольничек. Жанна размашисто стала поднимать воротник пальто, и Катя невольно посторонилась от ее маневров.

— Вот черт! — воскликнула та, зацепившись рукавом за серьгу и выдернув ее из уха. То, что произошло далее, Катя не забудет никогда: она слегка отодвинулась, чтобы не наступить на хрупкое ювелирное изделие, а Жанна стремительно начала нагибаться, чтобы поднять сережку, — и в этот момент грянул выстрел. Пуля просвистела буквально рядом с головой Кати и наверняка попала бы в эту глупую, упрямую курицу, если бы та не наклонилась за своим имуществом!

Катя рухнула в ноябрьскую слякоть сама и так шарахнула сумкой по ногам Жанны, что та вскрикнула и упала на колени.

— Лежите тихо! Не поднимайтесь! — прошипела Катя, шаря рукой и пригибая антипенковскую родственницу к самому крыльцу. Сейчас она жалела лишь об одном: что на ней нет бронежилета и что она вообще во все это ввязалась! Раскаивалась она и в том, что обо всем непременно узнает Тим, а также его родители… и ее мама! Мама непременно узнает! И тоже скажет, что ей пора бросать эту работу!

* * *

«Возможно, мне действительно пора все это бросать? — подумала она, глядя на свои изгвазданные блекло-голубые джинсы и безнадежно порванную куртку. — Мне надоело падать и постоянно объяснять людям, что они не правы!»

— Ну что, убедилась наконец, что ты не права? — торжествующе сказала ей примчавшаяся на стрельбу в центре города Сорокина. А вечером то же самое, или почти то же, ей в категорической форме объявит Тим! Что она не права, и что нужно искать что-то более подходящее ее нынешнему замужнему статусу, и что вполне хватит того, что наркоман, пытавшийся раздобыть дозу, убивал ее при помощи молотка… А теперь вдобавок в нее еще и стреляли! И как уверить Сорокину, что стреляли не в нее, а в эту тихую с виду Жанну, молчком приткнувшуюся в углу? Когда дело это частное и ушлая и к тому же обиженная ею Маргарита Павловна ни о чем таком догадаться не должна? Как говорит Лысенко, сплошной когнитивный диссонанс!

— Вот они себя и выдали! И мы, судя по всему, на правильном пути! А поскольку у этого мерзавца алиби — он сейчас на работе, я сразу проверила, — то, выходит, тут целая шайка и преступный сговор!