Книга Черный телефон - Дарья Симонова

— В три придет следователь. Будет собрание. Потом наверняка будет говорить с каждым в отдельности. Звонила Бэлла Максимовна, искала тебя…

— Значит, она в курсе! Этого следовало ожидать. Телепатка Бэлла… Кто ей сообщил? Кто-то из сотрудников?

— Она не сказала. Хотела говорить с тобой. Ну и еще со Славой, конечно, но его тоже нет. Уехал в департамент, у него было что-то срочное.

«Надо же, Птенчик решил не вовремя вернуться к своим прямым обязанностям», — мелькнула у Тани лукавая мыслишка. Надо же было отвлечься от мрачных предчувствий. Хотя какие могли быть предчувствия — непоправимое уже случилось. Что скажет Бэлла на то, что ей кто-то позвонил раньше ее верной подруги Танечки?!

Стоп! Почему Танечка так боится своего босса, с которой они когда-то делили и кров и спали на скрипучей софе попка к попке? Это было, конечно, очень много лет назад. Целую прорву лет. И очень недолго. Но все же было. Что с того, что Таня не первая сообщила ей об убийстве, случившемся в «Грине»?!

— Ребята, вы знаете, что Ляля сегодня не придет. Ее муж избил! — сипло ворвалась с новостями Леночка. — Поэтому я там у себя на абонементе одна, имейте в виду.

И вдруг она осела на стул, который всегда мешался в проходе, но нынче пришелся так кстати, и вся внутренне налилась тяжелыми слезами, не давая им выйти наружу привычным для себя дисциплинарным усилием. Леночку называли Ленца — не от лени, а как раз от противного. Ленка была старательна до степени трудоголика. Тане всегда казалось, что даже слишком старательна. Что это именно тот человек, который, разразись форс-мажор, выполнит все точно по инструкции: выдернет шнур, выдавит стекло — и далее по пунктам. Но ведь в экстремальных ситуациях требуется не столько исполнительность, сколько быстрота реакции, изобретательность, адреналиновая отвага. Потому что в нашем российском чаду шнур непременно не выдернется, стекло не разобьется, а огнетушитель давно заржавел…

Тпру! К чему несвоевременные мысли! — одернула себя Таня и принялась взбадривать коллег.

— Сейчас поговорим со следователем. И зашлем кого-нибудь к Ляльке! В конце концов, у нас же нет подписки о невыходе с работы!

— Но кого-то после собрания заберут, — прошептала предрыдательным шепотом Лена.

Помешались они все, что ли… «Заберут»! Пока еще не вернулись 30-е годы.

— Никого не заберут без Бэллы. Она уже обо всем договорилась! — неожиданно для себя объявила Таня. О чем она могла договориться со следственными органами из своей Италии?! Но в состоянии стресса люди вполне лояльны к утешительному абсурду. Поэтому вопросов не поступило.

Дальше действо принялось беспорядочно ускоряться. Слава вернулся из департамента очень сосредоточенный и внезапно благоухающий парфюмом. Обычно Птенчик не слишком себя обихаживал, мог слегка припахивать потом и неявным перегаром, но без перегибов. По сравнению с некоторыми посетителями читального зала, приходившими сюда поспать, погреться, попользоваться бесплатным Интернетом, это были вполне невинные ароматы. Притом Птенчик любил яростно и сурово перемалывать жвачку, что смягчало запахи. Но сегодня он превзошел всякие ожидания. Он весь словно хрустел от новой для него чистоты, которая пока не слишком хорошо на него легла, как плохо приклеенные обои. И щеголеватый ворот кремовой рубашки, и тонкий синий джемпер — казалось, что Птенчик собрался отмечать повышение в кругу друзей… Но он тихо прошел к себе в кабинет, находившийся по соседству с тем, где сидели Таня и Давид, и деловито уставился в монитор.

— Срочно придумывай социально значимый проект! — скомандовал он, едва Таня вошла в его тесное логово. — Иначе нас точно уничтожат. Или мы станем частью этой позорной библиотечной системы. Монстра! Сама знаешь… у тебя же наверняка есть какие-то наброски… например, что-то с участием детей, инвалидов… ну, в общем, всех этих уязвимых категорий, которыми нас обязывают заниматься. Но надо что-нибудь простое и одновременно масштабное. И не для галочки, сама понимаешь, не для отчета… Думай быстрее!

Слава почти кричал. Он искренне считал, что из-за убийства «Грин» перестанет существовать. То есть получится, что Штопин… победил? Хотя бы и ценой своей жизни. «Библиотек не останется, кроме самых ценных. А что в вас ценного… Особо ценного?» И ведь никто ему так и не дал достойного ответа. Потому что есть вопросы-мышеловки. Начнешь отвечать — попался! «В чем твоя ценность?» Даже не думайте отвечать на такой вопрос. Разве что можешь сказать: «А вот в чем!» — и дать в рыло. Похоже, Таня искренне сочувствовала убийце. Или, как там вообразил Давид, преступной группе.

— Я придумаю, Слава. Придумаю проект, хотя не уверена, что сейчас это первоочередная задача. Но можно с тобой поговорить по-человечески? То есть по-нашему, по-птичьи… Я не понимаю, что происходит?! Неужели и вправду кого-то из наших заберут? Надо же это как-то предотвратить…

За спиной она почувствовала чужое присутствие. Оглянулась — в дверях стоял следователь. Не тот, что вчера, — какой-то пухловатый одышливый бодрячок с усами. Он, в отличие от вчерашнего, не был пропитан скрытой угрозой. Тот был злой, а этот добрый — все по старому как мир сценарию. Бодрячок меж тем изъявил желание побеседовать со всеми сотрудниками — со всеми, а после с каждым в отдельности. Но если Бодрячок был добрым, то в здешнем коллективе находился тот, кто всегда был злым. Точнее — бодряще агрессивным. Это была неистовая Нора. Ей вообще было наплевать на планы какого-то презренного следователя. Ей всегда было что сказать по поводу вопиющих несовершенств этого мира вообще и государства в частности. Уровень гормона возмущения в ее крови всегда был высок.

— Если хотите знать, мне глубоко наплевать, кто убил этого негодяя, прости господи. Но я не позволю, чтобы он продолжал и после своей смерти портить нам нервы. И скажите, пожалуйста, наша уважаемая Бэлла Максимовна уже знает об этом инциденте? Придется ей возвратиться со своих Капри и навести наконец здесь порядок! Что это за допросы средь бела дня!

— Мы можем вызвать вас и ночью, если это вас больше устраивает, — невозмутимо парировал Бодрячок.

Нора все больше распалялась, а потому вдруг устала и затухла. «Сейчас она, наверное, всплакнет, а потом с новой силой примется потрошить Бодрячка», — подумала Таня. Ей были знакомы эти утомительные перепады, как и всем сотрудникам. Нора в силу характера была на особом положении. С ней даже начальство предпочитало не связываться, и Бэлла, придя в «Грин» и в корне изменив вековые библиотечные устои, быстро поняла, что лишь одну Нору из музыкального отдела ей не изменить. Тогда пани директор потеряла к ней интерес.

— Я прошу вас вспомнить, сопровождал ли кто-нибудь убитого Семена Штопина, когда он пришел на ваше мероприятие. Ведь он имел к празднику прямое отношение — значит, наверняка пришел в компании, пригласил кого-то из близких… Вряд ли человек, отмечающий торжество, собирается покидать его один, — рокотал Бодрячок, а в ответ Нора вновь поднимала волну праведного гнева к убиенному, вокруг которого все живое гибло, а потому какие там компании! Но на этой волне колыхалась она одна. Ее привычные вопли с баррикад как-то не спешили поддерживать коллеги. Кира, один из стратегически важных свидетелей, была непривычно немногословна, бледна, с обострившимися складочками на веках и прямой стрижкой без обычных завитушек. Горная речка ее темперамента на время превратилась в тихий омут, в котором чертики до поры до времени залегли на дно. Что до прочих, то Давиду претила ораторская активность на собраниях, Птенчик яростно размышлял о чем-то своем и не присутствовал на собрании постоянно: нельзя было оставлять залы без присмотра. А Таня… вдруг выдала: