Книга Возлюбленная - Питер Джеймс

Дверь открылась, и вошла сиделка, крепкая девушка с широкой белозубой улыбкой.

– Не хотите ли чаю, миссис Уитни?

– Кажется, маму немного лихорадит, – сказала Чарли, вставая.

Сиделка поспешила к кровати, попробовала у старухи пульс, а потом положила на ее лоб тыльную сторону ладони.

– С ней проводят какое-то новое лечение. Я попрошу врача прийти.

Чарли понизила голос:

– Думаю, это я расстроила ее. Мы переезжаем за город, и она, наверное, подумала, что я не смогу ее часто навещать.

Сиделка одарила Чарли ободряющей улыбкой:

– Нет-нет, она сейчас вообще ничего не способна воспринимать. Я уверена, что эта дрожь от прохлады или реакция на новое лечение. Я сейчас же позову врача.

Сиделка поспешно вышла из комнаты, и Чарли с тревогой стала ждать. В парке за окном женщина толкала перед собой старенькую черную детскую коляску, слышались шум и гудки уличного движения. Чарли посмотрела на мать. Глаза ее были закрыты, дрожь стихала. Она спала.

8

Они переезжали 12 сентября, в пятницу.

Несмотря на то, что всю жизнь Чарли мечтала жить в сельской местности, сегодня она никак не могла настроиться на отъезд из Лондона, окончательно поверить в то, что теперь она едет туда, где останется надолго.

Громко шумел мотор «ситроена», теплый воздух бабьего лета, лившийся через открытые стекла, не мог охладить лицо Чарли. Обогнав трактор, она медленно переехала гребень холма. Потом мельком посмотрела в зеркало в ожидании, когда подтянется фургон с мебелью. «Ауди» Тома впереди тоже замедлил ход.

«ЭЛМВУД ОБЪЕДИНЕН С БЭЙЗ-ЛЕС-ЭКС». Рабочий на спортивной площадке укатывал поле для крикета. Из-за газетного ларька вышел ребенок с банкой кока-колы. Позади него на ветру колыхался знак «Мороженое „Уоллс“». Чарли уже был знаком этот короткий объезд рядом с бензозаправочной станцией; в конце пологой дорожки открывался вид на церковь, вправо уходило оживленное шоссе, перед лавочкой реставратора продавались безделушки. Она уже присмотрела опрятную на вид лавку мясника и отыскала неплохой овощной магазинчик.

Через милю Том свернул с главной дороги и проехал через ворота к уже видневшимся домам. Чуть поодаль, на столбе, были прибиты в ряд несколько указателей: «ПОМЕЩИЧИЙ ДОМ», «АМБАР ТАДВЕЛЛА», «РОЗОВЫЙ КОТТЕДЖ», «ЭЛМВУДСКИЙ РЫБОЛОВНЫЙ КЛУБ». На нижнем стертом знаке едва различалось – «ЭЛМВУД – МИЛЛ».

В зеркальце у Чарли появился мебельный фургон; пришлось свернуть в облако пыли, поднятое колесами «ауди». Чарли беспокойно взглянула на картонную коробку, лежавшую на коврике под соседним сиденьем.

Тропинка пошла под уклон, а потом выровнялась, миновав большой современный дом из красного кирпича во все еще цветущем саду. Блондинка в высоких сапожках и купальнике-бикини широкими шагами направлялась от конюшни к «ренджроверу». В саду виднелся плавательный бассейн, окруженный белоснежными бюстами на греческих колоннах (позже Том за вычурность окрестил их «башнями юных дарований»).

За заброшенным прудом стоял деревянный амбар, искусно превращенный в дом, с пристроенной к нему полуразвалившейся мастерской из гофрированного железа. Старенький автомобильчик-седан был припаркован вплотную к дому. Через открытые двери мастерской виднелась пара ног, высовывавшихся из-под приподнятого домкратом автомобиля. Столб пыли из-под колес «ауди» заставил Чарли зажмуриться. Позади с трудом пробивал себе дорогу мебельный фургон.

У стены другого здания, серого кирпичного коттеджа с изгородью из белого частокола и аккуратным садом, стоял старенький велосипед, а рядом, на подъездной дорожке, – допотопный автомобиль «моррис-майнор». Тропинка сузилась и снова пошла под уклон, с обеих ее сторон «ситроен» задевали высокие кусты, словно щетки на автомойке. Чарли почувствовала приступ клаустрофобии. За минувшие две недели кусты буйно разрослись. Ветка ежевики зацепилась за окно, и антенна зазвенела, завибрировала.

Из-за изгороди на них таращилась корова, стоявшая рядом со старой ванной, служившей ей кормушкой. Потом свет потускнел, потому что солнце закрыли сомкнувшиеся ветви деревьев, поднимавшихся по обеим сторонам. Среди деревьев качались провода, протянутые между телеграфными столбами, вдоль тропы. Чарли куснула ноготь. Слишком много она видела кинофильмов про стоящие особняком дома с оборванными телеграфными проводами.

Бен заскулил. Звук донесся словно издалека. Это было началом крайне необычного ощущения собственной удаленности от мира.

– Все нормально, малыш! Мы почти… – Она заколебалась. – Мы почти дома!

Дом.

Прошлой ночью, со своими скатанными коврами и опущенными занавесками, он был чужим. Печально. Печально, что тот или иной дом сегодня может быть твоим, а назавтра принадлежать совершенно чужому человеку. Все в прошлом. И невозможно вернуться назад. Мосты сожжены. Сегодня вечером дом номер четырнадцать по Апстедской дороге получит новых хозяев; здесь зазвучат новые голоса, новый смех, прольются новые слезы. Хозяева, по всей вероятности, изменят цвет парадной двери и замостят ближний сад, и они с Томом будут проезжать там через пару лет, но вряд ли привыкнут к этому.

У следующего поворота дорожка была усыпана обрезками ветвей, покрытых листьями, и побегами ежевики. Кустарник аккуратно, гладенько подстрижен. На очередном уклоне дороги невысокий мужчина в твидовой шапочке, опустив электрические ножницы, прижался к изгороди, чтобы дать Чарли проехать. Она помахала мужчине в знак признательности, а Бен на него залаял.

Когда они остановились, Том с натугой вытаскивал из багажника «ауди» холодильный сундучок, в то время как мебельный фургон осторожно протискивался между столбами ворот. Выбираясь из машины, она услышала шум воды, падающей на мельничное колесо. Возбужденный Бен носился без толку туда-сюда.

Открыв крышку картонной коробки, Чарли увидела, что липкая пленка с отверстиями, накинутая на горловину шара-аквариума, на месте и Гораций оживленно плавает взад-вперед. Камень упал с ее сердца. Если бы во время переезда рыбка умерла, Чарли приняла бы это за дурное предзнаменование.

Двигатель мебельного фургона громко застучал, а потом затих. Воцарилась тишина, если не считать шума падающей воды. Под горячим солнцем стих ветерок. В отдалении проблеяла овца; донеслись два слабых хлопка, вероятно от выстрелов из дробовика. Выводила трель неизвестная птичка. Ноги Чарли хрустели по гравию. По гравию в ее дворе. Бен снова залаял.

Хлопнула металлическая дверца. Послышались голоса. Резко взлетел шмель, и Чарли отшатнулась. До нее донесся жизнерадостный голос Тома:

– Ребята, пивка никто не хочет?

Чарли подошла к ручью. Всего-то около трех футов шириной и, наверное, два глубиной, так что его можно без труда перепрыгнуть. Сквозь быстро текущую воду, чистую и свежую, вырисовывалось устланное галькой и круглыми камнями дно. Тень птицы промелькнула над ручьем.

– Хорошо бы войти туда? – раздался чей-то голос.