Книга Ее величество Тайга. Рысь Кузя - Эльмира Нетесова

— Как зовут-то тебя, мил человек? — подобрел к нему старик.

— Ашот мое имя. А тебя?

— Никодим. А там как хочешь. Иные Акимычем зовут.

— А чем тебя, отец, обидели наши ребята? — спросил Ашот.

— Ты нынче того лесника вспомнил. Доброе его. Но неужели пониманье это приходит лишь тогда, когда болячка носом ткнет в нужность нашу, лесовичью?

— За других не ручаюсь. Я о себе сказал. Все по-честному. Ко мне — так, к другим — не знаю.

— Вот спрашиваешь ты, чем обидели меня? Была на участке моем поляна. Вся березоньками обсажена. Светлая. Даже в дожди. Эти березки я из тайги на нее пересадил. Десять лет. Каждый день их холил. И нарадоваться никак не мог. Тяжко станет — я к березам шел. А они стройные да кудрявые росли. Больше сотни. Я даже разговаривал с ними. Но пришли эти геологи и вырубили березки. Все. Даже не предупредили меня. Я б их на другое место пересадил. Они по зрелости своей — людям сгодились бы. Да и деток бы после себя оставили. Тайге. Так нет… Извели. Молча. А ведь на березках тех чага росла. Видал, наверное? Наросты. На грибы видом схожие. Так вот чага та все желудочные болезни лечит. Да как! Только не стало у меня теперь чаги. И березок тех не стало.

— Ничего не поделаешь, отец. Плохо, что тебя не предупредили заранее. Но прокладка профиля задержек не терпит. Тут ничего не поделаешь. Вот если нефть найдут — город здесь построят. Да и тебе не век здесь жить. Получишь пенсию, станешь в городе жить. В благоустроенной квартире. Как первый старожил этих мест. И ребятишкам будешь рассказывать, какое здесь было жуткое место.

— Не жуткое — родное! И в город я никогда не пойду жить. Пенсия! Да я ее уже целый год получаю. Так и что? Разве она мне помеха? Ее мне за работу дали! А не на смерть! И ты меня не хорони! — вскочил из-за стола Никодим.

— Да на что обиделся?

— А на то, что ничему тебя твоя болезнь не научила. Прежним остался. Вон и слова у тебя, как у них. Только город да нефть. Навроде, что все другое напротив их — никаких прав не имеет! Вот вы и хозяйничаете, где не дозволено. Одной компанией. Знамо дело — жизни цену не знаете! — насупился лесник.

— Не прав, отец! Нам эта цена очень хорошо известна. Каждую минуту в тайге десять раз заново родишься и столько же раз умрешь. Сам знаешь. Не под колбой работаем. В тайге! Так что цену знаем. А вот в оценках расходимся. Нельзя же всю жизнь на одном пеньке прожить! Сыростью зад изъест. Жизнь сидячих не любит. И застоев не терпит. Я уважаю лесников. За знания, доброту. Но чтоб из-за берез ребят наших возненавидеть! Это уж слишком! Ведь не для себя они стараются! Рискуют не только для себя. Для тех, кто жить здесь будет. А они и знать нас не будут. Да и не надо. Славы не ищем. Но и враждовать с нами — безумие! — кипятился Ашот.

— Безумие — жизнь на корню губить. Построите города или нет — неизвестно. А тайгу испортите. Это точно! А она людям нужней затеи вашей.

— Ну, ладно! Эти споры не нам решать. Есть люди поважнее! Они сказали — искать нефть. И мы ищем! Жизнь покажет, кто прав! — натянул куртку на плечи Ашот и, попрощавшись, ушел.

Глава 3. АШОТ

Ашот шел на базу, расстроенный разговором со стариком. Тема не нова. Сколько жалоб из лесничеств приходило на геологов! Им счета нет. И уж что только не ставили в вину таежным бродягам. Даже песни по ночам у костра, которыми они якобы зверью спать не дают, мешают нормальной жизни тайги. Конечно, были и серьезные упреки. Но кто же сможет, работая на профиле, не задеть молодое дерево или саженец? К тому же когда они мешают. Кто из геологов сумеет пройти мимо гнезда куропатки, не вспугнув ее! На это не каждый охотник способен. А лесники из этого целую историю раздувают. Жалуются. Никакими доводами не переломить их взглядов. Вот и этот воинствующий лешак. За каждый гнилой пень на своем участке готов зубами держаться. Будто в нем его жизнь.

Ашот, чертыхаясь, брел по тайге. К ней он никогда не имел особой привязанности. Никогда не скучал по лесу. И смотрел на него лишь с точки зрения полезности. Понимая, что лес людям нужен, сам оставался холоден к нему. Никогда не восторгался тайгой, не любил историй, связанных с нею. Он был сугубо городским человеком.

И дорожил тем, что имел: своею квартирой, работой и зарплатой. Это — реальное и необходимое. Тайга, вздумай он ее спасать от излишнего вмешательства, и копейки не прибавила бы к его заработку. «Вероятно, она тоже не обольщается надеждами на людей и за их отношение платит тою же монетой. За безразличие — ненавистью. И это далеко не мистика — враждебность природы к человеку», — вспоминал свое Ашот.

Возвращался он как-то в потемках от взрывников на сейсмостанцию. Идти всего два километра, ружья не взял. Только нож, годный лишь для консервных банок, на боку мотался. Собрался было речушку перейти вброд, как вдруг почувствовал: кто-то на него смотрит. Пристально, выжидающе.

Он оглянулся. Рядом никого. Ни звука, ни дыхания, ни тени. Но по спине пот крупными мурашами пополз.

Глянул Ашот в реку. Там кета кишмя на нерест торопится. Через валуны пробивается. Решил и сам по этим валунам перейти, чтоб сапоги в рыбьей слизи не перепачкать. Только ступил на валун — поскользнулся. Со всего размаху — в реку. Носом в липкую воду. Почувствовал, что колено и локоть ушиб. Хотел вскочить. Да не тут-то было. Сверху на него упало что-то тяжелое и мокрое. Вначале подумал — кто-то из геологов озорничает. Испытать его хочет. Проверить на испуг. Ну и закричал он тогда во все горло:

— А ну пусти! Не то хайло до самой задницы порву! Пусти! Дура! — Но тот, сверху, не очень торопился. Лишь на секунду замер. Будто раздумывая. Эта секунда помогла Ашоту. Вывернулся он. Вскочил на ноги. Хотел с головой окунуть в воду того, кто решился над ним подшутить. И опешил. Это вовсе не человек… Медведь. Рыбу тут ловил. В двух шагах от сейсмостанции.

Медведь, рявкнув, бросился на Ашота. Тот в сторону метнулся. Зверь наткнулся на мокрый валун. Упал. Ашот, сумасшедше крича, одним духом речку перемахнул.

Заслышав крик, сейсмики выскочили из будок и палаток. Подняли шум, пальбу. Навстречу побежали…

Медведь сбежал. Не стал догонять человека. Как объяснил позже геологу лесник того участка, не медведь это был, а медведица.

— Велика ли разница для меня была? — не понял тогда педантизма лесника Ашот.

И узнал из рассказа лесника, что медведица, напавшая на реке, не рыбу отстаивала, наловленную для себя, а мстила за медвежат. Люди отняли их у самой берлоги. Для зоопарка. С человеком медведица легко бы справилась. Но против карабинов не попрешь. Отступила. Но зло на людей затаила до смерти. Эти два медвежонка последними были в ее жизни. Стара стала матуха. Не стало сил своих детей отстоять. В прежние-то годы не испугалась бы карабинов. Каждого выследила бы в тайге. Не дала бы далеко уйти. Вон и медведь от нее ушел. К другой. Новую берлогу и семью завел. Покуда не совсем стар. А она мстила, как могла, как силы позволяли. И, уже не разыскивая прямых виновников своей беды, искала случая отомстить человеку. Причастному к ее горю или невиновному — совсем неважно. Ведь это — человек! Но ей не везло. И в этот раз. Видно, удача совсем от нее отвернулась. И ушла матуха в тайгу подальше. Доживать. Может, и не убьют ее медвежат люди. Может, пожалеют. Но ее они не пощадят. Не будет меж ними согласья. Так уж лучше отступиться. Вовремя. Самой. Чтоб не сдохнуть от их рук. Пусть и не сладка старость. Но тем и хороша, что довелось дожить до нее. А смерть не замедлит. Придет. Но и она пускай будет своею. Не от чьих-то рук и клыков. Авось хоть в этом удача не оставит. Подарит смерть звериную. Свою.